— Ей же обманник одну ногу обсосал. Но я больше про манеру хода дамскими галсами. С кормы весьма заметно.
— На пользу ли? Лучше бы ей с головы начать меняться. Вихляние задом — сомнительный курс к человеческому счастью.
— Ну, островитянка же. Трудный и непредсказуемый народ.
— Обезьяний народ?
— Обезьяний, болотный, долинный или песочно-прибрежный — разве поймешь разницу?
— юнга потянулся к мешку. — Я колбасы принес, можно поджарить. Вот шмондючья ситуация — денег хватает, а колбасу приходится брать — без поджарки такую и есть страшно.
— Скромность и еще раз скромность, — напомнил Энди, думая вовсе не о дешевой колбасе.
Шифровка
Лагуна — Твин Кастлу
Да сколько можно⁈..……и полная… Доползли до Сарканда. Ждем. Но это ж дыра! В
смысле, отвесная полудыра. Третий день сидим на обрыве, плюем вниз, попадает ли на кого — вообще не видно.
Проведена конспиративная встреча с агентом Огрызок. Агент погряз в механомещанстве. Патрубки-вытрубки, фильтры-мыртры, сальники-дульники. Скоро совсем спятит. Считаю дальнейшее проведение операции нецелесообразным.
Из блокнота ^Гениальные размышления и склероза.
Заметки к лекции «Психиатрическое значение календаря гомо сапиенс и связанные с ним предрассудки».
Жизненный пример. Назначена конспиративная встреча. Место — подземка-«Дзержинская», время — 22:30 местного отсчета. Место рандеву мне знакомо, обстановку знаю. Прибываю из Прыжка строго на платформу станции «Дзержинской», сразу на эскалатор и наверх. Метод прост и проверен: выйти на место рандеву строго к назначенной минуте. Вид неброский: красно-желтый сарафан, «лодочки» на каблуке, шестимесячный перманент, папочка с документами подмышкой — аборигенки все так ходят. Соскакиваю с эскалатора — дорогу мне заслоняет странный самец. Длинная шуба, дубинка, морда прикрыта белым…
Мозг мой работает как челюсти акулы-голохвостки. Дубинка? Не мент. Шуба в пол? Не поп, и не купец — эпоха не та. Маска белая? Явно не гангстер, но тоже что-то сакральное. Замаскированный агент перехвата? Нет, глаза слишком блудливые.
Тут это чучело орет:
— С новым годом, девушка! С новым счастьем!
Вежливо улыбаюсь:
— Спасибо, мне уже подарили.
Ныряю под лапу в рукавице, прибавляю ходу. Вот она — дверь на площадь!
Осознаю, что мне холодно и что все окружающие пялятся анормально. На самку выше средней привлекательности смотрят чуть иначе. И тут все логически сходиться: чучело — лицедей, а вовсе не продавец календарей; на улице зима, а я промахнулась с календарным отсчетом. «Элементарно, леди Лоуд», как говаривал один мой стажер. В сущности, мелочь: август или январь — и то, и то старинно-латинское и замшелое, а ведь смотрят на тебя как на невидаль этакую. Туг и до провала недалеко.
Записываем: ошибки в календарных отсчетах приводят не только к опозданиям на явочные встречи, но и к чудовищному насморку.
А интересный теоретический вопрос: «а куда люди девают старое счастье, меняя его на новое?» будем рассматривать на практических занятиях. Видимо, это какой-то круг ихнего
ада: там слоняются миллионы исхудавших и рыдающих старых счастьев. Душераздирающее зрелище! У людей всегда так.
[1]Сенчури — непрерывная серия одного игрока (брейк) из 100 и более очков.
|2 — Имеется в виду не собственно цвет шаров, а их «цена» в снукер-транде.
Глава девятая
Слушают музыку, приносят в жертву сома и бегают по кругу
Грохотали многоголосым пафосом барабаны, сверлили сумерки пронзительные дудки и басовитые трубы. Танцевали на улицах лицедеи в разноцветных одеждах, ходили на руках и на ходулях, лихо всвистывая и хекая, толпа била в ладоши и подбадривала удальцов одобрительными криками. Сарканд начал празднование.
К счастью темнело, а большую часть ламп, жаровен и факелов собрало роскошное застолье на Храмовой площади. Пировать там еще не начали, но площадь так и сияла.
Энди с отвращением посмотрел в сторону ослепительной и шумной Храмовой, покосился на соучастников. Мартышка заворожено слушала музыку — барабаны поразили воображение островитянки. Гру все еще раздумывал о последних поправках к избранному плану — задуманное явно не приводило юнгу в восторг. Что ж, у каждого игрока собственные представления о розыгрыше сложного матч-бола.
— Рискую в большей степени я один, — негромко напомнил ночной штурвальный.
— Ну. Успокоил, — скривился Гру. — Мы же не джентльмены, нам-то что. Шмондец с тобой, подумаешь какая потеря.
— Я, постараюсь не попасться, — улыбнулся Энди. — Идем?
Заговорщики проскользнули мимо толпы, быстро заполнявшей переулок. Барабаны били все призывнее — у очарованной обезьяны приоткрылся рот. Энди и сам чувствовал некоторое возбуждение и опьянение — ночь манила и притягивала как очень красивая и желанная женщина. Надоело изображать убогого слепца.
Высокие стены и резкие тени княжеского замка: факелы пылают только на башнях, ветер с моря колышет огромные знамена — они свисают низко, как вуали скромных супруг здешних ревнивых богачей. Сарканд ценит и прячет красоту своих женщин, даже на празднике их роль неочевидна. Что ж, меньше будет визгу.
В замок путь уличным зевакам, естественно, был закрыт. Иное дело стена-виадук, отделяющая Храмовую площадь от Княжьего квартала: ворота внизу распахнуты, кипит людской водоворот, нарядные гости стекаются к столам, навстречу им и обратно снует прислуга с подносами и целыми носилками яств, а вот катят бочки со сладким уттыком. Напиток из смеси козьего забродившего молока, сока укуши, меда и пряностей слаб в воздействии на голову, но если его поглощать в достойных дозах… Сарканду будет весело.
Гру сует стражнику медяки
плата за счастье поглазеть, пусть и издали, на
восхитительный пир. Стражник окидывает жаждущих зрелищ людишек проницательным взглядом: Гру в саркандской рубахе и широких штанах ничем не отличается от горожанина, щупленькая обезьяна с прикрытой недорогим платком рожицей — подросток или шлюшка (или то и другое сразу) из Базарного квартала. Штурвальный крупнее и мог бы считаться подозрительным, но он сутулится в мартышкиной манере, подслеповато и просительно мигает на факел и господина стражника. Три медяка неподкупному стражу Сарканда ясно с первого взгляда.
цена таким гостям, это
Трое любопытствующих поспешно поднимаются по крутой лестнице. Наверху, в тени чуть задерживаются.
— Здесь, — кратко говорит Гру.
Энди оценивает угол между башней и стеной. Подойдет. Камни достаточно изъедены временем, от стражи и зрителей угол над воротами прикрыт зубцами стен. В будни и праздники проходы охраняются по разным схемам, что и логично, и удобно. Для всех удобно.
— На стражу чересчур придурковато смотришь. И глаза под веками блестят, — сообщает юнга.
— Факел близко, — поясняет Энди.
Насчет придурковатости нужно учесть. Гру лишнего не укажет, он прирожденный игрок…
Над воротами зевак погуще. Простонародье, принаряженное, но все равно нищее и грубоватое. Здесь и женщин больше — дамочки вроде Манки — сплошь сомнительные. Не в смысле островного происхождения, а исходя из принадлежности к ремеслу. Яркие платки, изобилие медных украшений. Да именно с этим и возникнут сложности.
— Серебро или медь, в сущности, не так уж важно, — шепчет Гру, точно так же улавливающий мелкие детали и думающий о сути партии.
Энди кивает.
Медная проволока слишком дешева и ее может не оказаться на месте. Но не будем заранее игнорировать шар везения.
…Гудит и громыхает площадь. Сотни барабанов, тысячи огней. Энди пытается смотреть исключительно сквозь ресницы, но все равно больно. Ряды столов, скамьи, постепенно заполняющиеся уважаемыми гостями, княжеский помост с роскошными креслами, застланное белым шелком место для невесты, и все неистовее завывают трубы, бесноватей кружатся танцоры, сильнее болят глаза. Стоит отстраниться от парапета, как место между зубцами тут же занимают оживленные зрители-соседи. Мартышка остается лежать животом на камне, кто-то из саркандцев вкрадчиво прижимается локтем к поджарой попке. Город тайных похотей и беззащитных мартышек, ух-ух…