Выбрать главу

— Я оплачу ваши внеурочные труды. На случай если спасение собственной семьи для вас ничего не значит. Нам нужна тонкая очищающая сетка: она отсеет вредоносные сущности и нежелательные мельчайшие фракции ядовитого демонства.

Звучит настолько глупо, что ювелиры начинают верить. И пугаться. Хозяин мастерской неуверенно подходит к столу с тиглями, оборачивается:

— Но что будет с моей семьей?

— Если мы успеем, то ничего страшного. Вот чертеж амулета…

Мастера смотрят в незамысловатый рисунок, где главное — строгость размеров и сечения проволоки.

— Послушай, колдун. Но это же сито. Просто очень мелкое сито.

— Все гениальное — просто, — повторяет Энди где-то подслушанную весьма толковую игровую мысль. — Работайте. Поверьте, у нас очень мало времени.

Ювелиры наконец-то начинают заниматься делом. Загорается огонь, начинает вздыхать небольшой мех. Пахнет металлическим жаром и инструментами. Энди начинает скучать по «Ноль-Двенадцатому». Нужно не забыть о белой краске.

— Хорошо, мы спаяем. Не так уж и сложно, — ворчит хозяин мастерской — взявшись за инструменты, он слегка успокаивается. — Не понимаю что в таком сите магического?

— Но что магического вот в таких щипчиках? — кивает на инструмент гость. — А ведь они способны сотворить истинное рукотворное чудо. Вот и с магией всегда так — она труднообъяснима.

— Эта проволока подойдет? — средний сын показывает моток тонкого драгоценного материала.

От светильников и огня горна у Энди начинают болеть глаза, но разглядывать проволоку приходиться тщательно. Не хватает после такой возни все испортить некачественным изготовлением.

— Вполне. Главное, спаивайте ровно и надежно. Кстати, господин Саатдж, у вас не найдется медной проволоки такого же сечения?

— Разумеется, найдется, — сквозь зубы заверяет мастер.

— Боюсь вас лишний раз затруднять, но благоразумнее сделать и медную сетку. Всегда лучше подстраховаться…

Мастера работают. Паять берется средний сын — зрение у него, разумеется, получше отцовского. Печально, что младший Саатдж все еще полон обид. Можно понять — падать на пол мало кому нравится, но повторение подобных фокусов в эту ночь никому не нужно.

— Господин Саатдж, напомните своему младшему отпрыску, что речь идет о его матери и родственницах. К тому же дом окружен, князь не одобрит, если дикая магия вырвется в город. Да и вообще сын может упасть и что-то сломать из костей. Да уберегут нас боги от таких неприятностей.

— Сядь и займи руки, — кратко приказывает отец своему младшему.

С площади доносится непрерывный гул барабанов и надсадное завывание труб, крики людей, неясный шум, вот кто-то многоного пробегает по улицам. Довольно нервный праздник эта княжеская свадьба. А в мастерской тихо, иногда звякает металл, пахнет делом жаром. Толковые мастера-ювелиры в городе Сарканде. Поговорить бы с ними как честному заказчику, «Ноль-Двенадцатому» хорошие мастера пригодятся. Но, увы…

— Готово?

Энди берет первый фильтр. Он еще горяч и приятно греет пальцы. Сработан действительно недурно: сетка ровна, словно плели на станке. Старая, добрая ручная работа. Мастера косятся на то, как гость поправляет свободный капюшон — полагают, что скрывает лицо. Это верно, но глаза болят уже не на шутку…

Вот они: еще три фильтра. Прекрасные изделия.

— Благодарю! Вы оказали неоценимую помощь в борьбе с демоном коррозии.

Как и следовало ожидать, именно этот момент младшенький Саатдж избрает для внезапной и бессмысленной атаки. Брусок от пресса выхвачен из-под стола, в другой руке струбцина-«кастет». Мысль хорошая, но исполнение томительно запаздывает…

Энди встречает атакующего безумца ударом сапога в грудь, добавляет (вполсилы) в пах. Онемевший от боли ювелир корчиться на полу, обе руки и струбцинка зажаты между ног. Ну, прохладный металл, прижатый к ушибу, частенько облегчает боль.

— Нетерпелив. И весьма нетерпелив, и некстати нетерпелив, — укоризненно говорит Энди побледневшему отцу.

— Молодость, — бормочет мастер Саатдж. — Что будет с нашими женщинами?

— Полагаю, сейчас мы их расколдуем. Но должен предупредить — отливающая магия оставляет некоторую, гм… окалину рассудка. Женщины могут оказаться не в себе. К полудню последствия колдовства должны пройти без остатка.

Теперь бледнеет и средний сын. Лишь младший отвлеченно кряхтит на полу — удар по гениталиям временно лишает человека любых родственных чувств. Такова жизнь.

Тянуть незачем. Кувшин с чистой водой уже ждет. Энди с посудиной выходит в комнату. При виде неподвижных фигур старшие Саатджи издают болезненный стон. Действительно, зрелище почти неживых скульптур крайне удручает. Гость достает один из фильтров, сосредоточенно переливает сквозь него воду из кувшина, наполняя ведро. Лежащий на дне Сторож ехидно подмигивает сквозь прозрачную воду хищным рубиновым глазом. Да, иной раз искусство снукер-гранда скатывается до низкопробного фарса.

— Господа, теперь на мгновение отвернитесь к двери. Может зацепить заклятием, — предупреждает Энди, отставляя кувшин.

Ювелиры настороженно отворачиваются. Гость, наклоняя ведро, подставляет его содержимое взглядам «статуй»…

Эффект разителен: комната пустеет мгновенно, от дверей доносится визг и вой: расколдованные домочадцы и увлеченный ими старший Саатдж выкатываются вон из дома, сшибленный с ног средний сын ползет на четвереньках следом. В мастерской в ужасе орет младшенький ювелир. Шумновато…

Бормоча проклятья, Энди вылавливает из ведра Сторожа, обтирая о плащ, взлетает по лестнице наверх. Присмотренное заранее оконце вблизи выглядит тесноватым, но ночной маг протискивается. Несколько шагов по крыше: снаружи жутко шумно, зато не так светло — Энди соскальзывает по стене в узкую щель дровяного дворика. Маленькие поленья — серьезная ценность в Сарканде — тщательно связаны и ровно уложены. Лучше лестницы и не придумаешь. Проход между стенами преграждает высокий забор с калиткой, но сейчас она не заперта — замок испарился стараниями умеющего все на свете юнги…

На улице не то, что шумно — тут оглохнешь. Кажется, барабаны грохочут еще невыносимее, а трубачи напрягаются до рвоты, к тому же улица орет на все голоса. Похоже, ошалевшее семейство ювелиров рвануло прямиком на площадь. Будем надеяться, князь не слишком осерчает. Слуги и носильщики, привставая на цыпочки, пытаются рассмотреть происходящее на пирующей и слегка спятившей площади, Энди тоже смотрит туда, но пятится в иную сторону. К реке, там есть тропинка в обход…

— Стой! — шепчут сбоку.

Это Гру. Плохо. Юнги здесь не должно быть. Значит, что-то пошло не по плану. Что ж, в игре все флюки и миссы просчитать никогда не удается.

— Мартышку повязали, — шепчет Гру. Он явно нервничает, а для спокойного мальчишки это необычно. Нет, не необычного. Даже при налете кер юнга был поспокойнее.

— Как это получилось?

— На виадуке загребли. С двух сторон полезла стража, там всех похватали. На вертушок купили.

Энди не совсем понимает о чем речь, но уточнять некогда. Судя по голосу мальчишки, дело плохо.

— И?

— В храм потащили. Зверь выл, требовал праздничной жертвы. Вот и схватили кто под руку подвернулся. Шлюшек, зевак.

— Точно не сбежала?

— Нет, повязали. Сначала всем непонятно было что происходит, потом она башкой завертела. Мы ж сказали — только по сигналу. А я далеко был. Пока к стене пробился…

Это он лишнее говорит. От волнения.

Энди сует юнге тряпицу с фильтрами.

— Ты куда намылился? — в ярости шепчет Гру. — Там не проскочишь. Сплошь сидят, а ворота храма прямяком за княжеским помостом. Через крыши нужно, в обход.

— Не успеем. Ее, дуру, зверь съест. Я так пройду.

— А я? Как шмондюк последний останусь⁈

— Нет. Ты отвлечешь чем сможешь. И фильтры Доку передашь. Иначе вообще получается вхолостую сходили.

Гру скрипит зубами, но Энди его отпихивает:

— У груши жди. Сегодня и завтра. Если получится, туда выйдем.

В снукер-гранде фреймы частенько следуют безо всякого перерыва. В принципе, Энди чувствует себя достаточно готовым к продолжению: багор и артефакт при нем, сам особо не устал. Вот только слишком много огней. Хотя легкая игра — вообще не игра. «Мне нужен мелок и что-то на глаза» — думает ночной штурвальный. Ледяная ярость его бодрит и слегка пьянит. Что еще за дикость безвинных обезьян хватать⁈ Манки вообще никому ничего плохого не делала, только глазела.