— А сам-то ты как? Все же нет желания рискнуть и начать новую Верхнюю жизнь? Верно же говорят умные люди — никогда не поздно начать сначала, — вернулся к актуальному вопросу осторожный штурвальный.
— Мысли такие всегда были, — признался Авр. — Мне и мама говорила — если боги позволят и почувствуешь что готов, выходи к солнцу. Но то когда говорилось? Я же ослепну, да и ноги уже умирать начали. Нет, поздно мне мечтать.
— Постой, ты, что, свою маму помнишь? — уточнил немало изумленный Энди.
— Так она меня сюда и привела. Плакали мы вместе, — минотавр скованно покрутил головой. — Печальные дни. А куда деваться? Еще трое братьев. Не всей же семьей погибать? Они-то люди, а я вот так., минотавриком уродился. Нет, мама у меня очень хорошая была. Сердце у нее разрывалось, все, что могла она для меня сделала. Я все ее советы помню. И бутыль вон храню. Она сказала «на черный день». Но, конечно, самый-самый черный разве определишь? Отпиваю по глоточку, когда сильно подпирает. Вкуснота! Думаю, как смерть повыше коленок подлезет, так допью да помру. Как думаешь, с какого места Совсем Смерть считается?
— Не знаю. Откровенно говоря, моя смерть прямиком с головы и начала. Потом дело как-то приостановилось.
Помолчали. Мартышка-притворщица безмолвно плакала. Минотавр все равно заметил — знаком спросил — отчего так? Энди развел руками. Видимо, обезьянка свою маму тоже помнила или, по крайней мере, о ней думала-вспоминала. Вообще-то, лабиринт не место для умолчаний. Темнота и покой способствуют полной откровенности.
— Я полагаю, что с мамами вам повезло, — пробурчал рулевой. — Моя-то мать вполне жива, да только плевать на меня хотела. Даже когда почти рядом жил, зайти проведать даже не думала. Обидно было, но свыкся уж давно.
— Бывает и так, — сказал умный минотавр. — Не огорчайся.
— Да чего уж теперь. Но насчет ног ты напрасно. Скорее всего, это ревматизм. Довольно часто с людьми случается. Тепло и сухость вполне помогают излечению. Ну и к лекарю неплохо бы наведаться.
— Лекарей сюда жертвуют редко, — усмехнулся Авр. — Пока ни разу не скинули. Так что придется мне как-то обойтись.
— Не дури, — сипло сказала мартышка. — У-ух, пошли с нами. Лекарь у нас есть. Настоящий док, а не хамло какое! Энди, чего язык прикусил?
— Я не молчу. Лекарь у нас есть и приотличнейший. Но до него еще нужно добраться, — напомнил рулевой.
— Трудности меня не пугают, — вздохнул минотавр. — Но обузой быть не хочу. Да и не умею. Я хожу трудно, а еще как и ослепну. Как называется… «как крот», вот! Что это, кстати, за дарк такой, никто не знает?
— Крот — это выдумка. Из мира, у-ухух, мертвых, — не замедлила предположить не чуждая склонностей к поэтическим фантазиям, обезьяна.
— Крот — это очень мелкое подземное животное. Я их в детстве видел, — признался Энди. — Да боги с ними, с кротами. Авр, шанс есть и недурной. Наденешь очки, выйдем ночью, прикинешь, как и что. Если совсем будет плохо, что мешает вернуться в лабиринт? Пробьешься, сюда влезть всяко проще чем отсюда. Но мне кажется, ты вполне способен к вольному существованию.
— Хотелось бы верить, — минотавр явно колебался. — Но как я могу взять очки? Это большая ценность!
— Слушай, давай начистоту. Ты весьма толковый дарк. Нам бы в команде такой не помешал. Ну, или не в команде, а просто как надежный друг с подземными способностями. При желании всегда будем друг другу полезны. У нас вот даже обезьяна, уж на что была безмозгла и какашками кидалась, а вполне при деле, цветет и хорошеет.
— А ты. Манки, совсем была безмозгла? — заинтересовался Авр.
— Ух, ваматвж, я не безмозглая была, а очень дикая! — обиделась мартышка.
— Бесспорно, у каждого из нас есть и останутся, как недостатки, так и достоинства. И глаза здесь не главное, — намекнул Энди. — Пойдешь в ночную вахту, оно бы нам не помешало. Мне ночами иной раз и поговорить не с кем.
— Море, да, — минотавр на миг зажмурился. — Мне кажется, я его помню. Красивое!
— Вкусно, ух-ух-ух! — подтвердила «очень дикая».
Энди лежал и придумывал конкретную последовательность ударов очередного розыгрыша, а соратники укорачивали древко пики и обменивались боевыми воспоминаниями. Кстати, рулевой услышал довольно много любопытного об искусстве метания камней, кривых палок и «вонь-хлоп». Авр тоже имел некоторый опыт рукопашных схваток — в лабиринт иной раз скидывали весьма неадекватных и буйных жертв. Некоторые из этих безумцев почему-то винили в своих неприятностях именно минотавра. «Им разве сходу объяснишь»?
Шифровка
Лагуна — Твин Кастлу
…Ситуация обострилась. Возможно, объект все-таки имеет второе дно. Цель действий по-прежнему не ясна, но все покатилось живенько. Продолжаем наблюдение.
Кстати, насчет оплаты внеурочных и прочего бездуховного. Что там нынче с котировками акций «Нельсона» и как отнесутся акционеры к возможному открытию дочернего предприятия «Нельсон-Авиапочта морей»? Естественно, при условии создания профильного профсоюза, достойных условий труда и официальной практики академических отпусков. Тут нам финансовые средства предлагают. Брать или не брать? Дело-то хлопотное…
Из блокнота'/ запальные размышления и склероз "
К вопросу о разности минотавров и ответственности производителей, (проф. Л. Островитянская).
Консультировалась с К. Линнеем и Карлушей Дарвином. Посидели добро, но к однозначному ответу не пришли. Про минотавров вообще сугубо мутно — лабораторных исследований недостаточно. В несуразице оценок биометрических параметров виноваты, очевидно, антики: сами-то они были мелковаты, зато фантазией воспаряли. По совести говоря, размеры миноского Мини надлежит урезать раза в три. Будет время, схожу, проверю, (рулетку не забыть!) Но в биологическом конструировании полно и иных загадок. Вот: сахелантроп, ардапитек. Homo antecessor и Homo sapiens, автрало-афаро-гайдельбергпитеки и прочая неандертало-шобла. В принципе, логика экспериментаторов понятна, тупиковость сляпанных моделей вполне очевидна. Но чего инициаторы опытов хотели добиться в идеале-то? Теорий масса, ответа нет. Договорились подумать и пересечься еще раз. (Карлу занести аспирина, Карлуше — еще одну модельку «Бигля» (и клей!!!))
Глава десятая
Экипаж встречает странного шмыка, гасит факела и прощаетсяс одеялом
Проснулись узники лабиринта от невыносимого рева — мощный звук, угрожающе дребезжа, разлетался по подземелью, бился о потолок и стены тупиков.
— Можете еще поспать, — в паузе сокрушительного рева и эха сказал Авр. — Это вроде бы я. Требую новых жертв.
— Уху-хух-себе! А зачем ты требуешь? — оглушенная мартышка ошалело озиралась во тьме.
— Это не Авр требует. Это требует труба от его имени, — объяснил, морщась, рулевой — рев болезненно воздействовал на болотные уши.
— Трубы! — уточнил минотавр. — Старинная вмурованная медь. Левая труба засорилась камнями, чистоты звука уже не дает. Нынче жрец вообще уже не тот: вовсе не хотят ничего чистить и работать. Но жертв сегодня не будет. Так сигналят — в назидание и для порядка.
Пережили еще один рев-призыв, обсудили вырождение жрецов и начали собираться. Угадать точное время было сложновато, но Авр уверял, что уже вечереет. План на фрейм был достаточно прост, а пожитков у минотавра имелось не то чтобы очень много. Решили на прощанье зажечь свет — мужчинам требовалось приучать глаза к огню, ибо блаженная темнота должна в скором будущем закончиться. Манки гордо высекла огонь — огниво, как и нож, жрецам отдавать обезьяна не стала бы ни за что, да те и не настаивали. Общение с жертвами у храмового колодца было упрощено: хочешь иметь шанс остаться наверху — выкладывай все ценное. Упрямых спихивали в первую очередь, а всяких умных-щедрых уже во вторую.
При свете заветного огарка жилой зал казался гораздо теснее. Минотавр, страдая от света, нацарапал в настенном календаре очередную полоску.
— Вдруг и вправду это последний день? Не верится.