Понедельник, определились. Вопрос только в том, какой именно понедельник. Сколько меня не было дома — неделю, две? Почему сестра никак не прокомментировала мое отсутствие — просто протормозила?..
— Какое у нас число? — спросил в пространство, четко артикулируя, пускай и без надежды быть услышанным.
В Ганькиной комнате что-то обвалилось с грохотом, долгим, как отдаленный гром. Сестра экспрессивно прокомментировала. После чего ответила на вопрос — понятно, с опозданием, но ответила, и Богдан изумился сначала самому факту, а потом уже сути ответа.
— Первое!.. Я же с первого референтом у Владимыча!!!
Она так нервничала, что почти перестала растягивать слова, и голос взвился вверх почти до визга.
Ганька сновала туда-сюда, полуодетая, полупричесанная, хаотичная и все равно страшно замедленная; а Богдан так и стоял посреди прихожей, словно подвиснув во времени — работала в прежнем темпе только память, только мысль.
Первое. В полшестого утра, то есть пару часов назад, я вышел из квартиры, аккуратно клацнув замком, чтобы никого не разбудить. Без двадцати шесть — я был тогда дико тормознутый, знал об этом и считал каждый поворот минутной стрелки — встретился с Арной и кадаврами на вокзале. И понеслось.
Никуда я, если разобраться, не уезжал.
А значит, и спешить мне особенно некуда.
Ганька металась и суетилась, она, получается, нашла наконец работу, надо поздравить, что ли. Будет меньше подвисать в жежешечке и шататься заспанная по дому, это плюс; да и мать станет меньше ее пилить с плавным расширением радиуса в мою сторону… Жизнь, безусловно, налаживалась. Жизнь совершенно не изменилась, у меня сегодня общая биология первой парой. Половина курса проспит, справедливо рассудив, что физикам нафиг сдалась общая биология, и еще где-то треть не явится просто, без идейной платформы. Но я-то приду. Сейчас придумаю себе какой-нибудь завтрак, заправлюсь и потопаю на пары, и, разумеется, успею, торопиться мне точно некуда.
С кухни предсказуемо запахло сбежавшим на плиту Ганькиным кофе.
…Маршрутка стояла. Что само по себе было нормально: конечная остановка, никогда они не отъезжали сразу, пускай даже и в понедельничье утро, набитые под завязку бестолковым и злым торопящимся народом. Богдан пристроился на нижней ступеньке, с недавних пор, после того как он вытянулся в одно лето, это стало единственным местом, где получалось стоять прямо. Но сзади навалились, выдавили на ступеньку вверх, пришлось согнуться, подпирая маршруточный потолок тем местом, где шея соединялась с затылком. Вспомнился упавший когда-то — вчера?! — на пол маршрутки шарф, и как я успел вернуться за ним, ускорившись по собственной воле впервые в жизни… Шарфа Богдан сегодня, конечно же, не надел. А шею уже начинало сводить, и вокруг вяло переругивались тормознутые пассажиры, а водила возле маршрутки все смолил и никак не мог домучить нескончаемую сигарету…
Если б тут была Арна, мы давно бы уже ехали. Давно бы добрались, куда надо, и все эти люди вокруг даже и не заметили бы, как оказались втянуты в орбиту чужого, звонкого, как летящая стрела, времени.
Прекрати. Никакой Арны нет. Нет вообще и не было никогда.
Осталась только моя нелепая ускоренность, невозможность синхронизироваться с нормальными людьми, жить как все.
Маршрутка тронулась.
Она ползла по утреннему городу, словно отравленный таракан по линолеуму, скользя и переваливаясь, тыкаясь тупой мордой в остановки и готовясь издохнуть, потому что жить вот так нельзя, а придется. Собственная ускоренность порождает лишь тотальную замедленность всего и всех вокруг, не давая при этом ни малейших преференций — попробуй-ка пошевели зажатой в потный человеческий капкан рукой или ногой, попробуй-ка разогни шею. Их больше, они сильнее, и они всегда так живут. А тебе остается только научиться не слишком психовать по этому поводу. Рано или поздно все равно ведь доедем. Я успеваю, я никуда особенно не спешу.
Будем считать, что она мне приснилась — бешеная гонка по городам и весям, калейдоскопная, нечеловечески стремительная и, почему бы не признаться хотя бы себе самому, абсолютно бессмысленная. Вполне сопоставимая как по самоценности, так и по ощущениям с нынешним стоянием в ползучей маршрутке; если, конечно, вынести за скобки некоторые детали, да они уже и устранены без твоей посильной помощи. Что у нас образовалось в итоге? Жизненный опыт? — перестань, где он тебе может понадобиться, этот опыт. Нет, единственное, что пришло и осталось — осознание своего времени.