Одна черная и худая, в чем-то золотом, другая красно-рыжая, почти голая, чего они там не поделили, я бы давно ликвидировал конфликт, но очень уж ржачно смотреть, как медленно выписывают круги и восьмерки парящие сиськи, поднимаются косолапые ноги, скрюченные когти плавно планируют в патлы…
И тут — внезапный гром на моей хроночастоте — сигналит мобила.
Я забываю про девок, про конфликтный эпизод, про инструкцию, даже про свое время. Мобила — главное в снаряжении ликвидатора, важнее рабочей формы и даже ликвида. За все мое время она звонила только один раз.
Сейчас второй.
— Молния. Слушаю.
— Расскажите о вашем режиме дня. В какое время вам лучше пишется?
— Я рано встаю. Тут без вариантов — у меня дети. А дальше уже трудно планировать что-то режимное, слишком много новых пунктов появляется каждый день, и это здорово. А пишется мне всегда.
— Андрей Маркович… А фамилия? — строго вопросила тетенька, сделав соответствующее ударение.
Дети оглушительно грохнули, толкаясь, подпрыгивая, а кое-кто (Мария) и раскачиваясь на кольцах в дверном проеме прихожей — как будто в первый раз слышали, честное слово. Жена попыталась их отозвать из глубины квартиры, ее голос поблуждал где-то там смутным эхом, и никто, разумеется, не отреагировал. Профессионально сохраняя серьезный вид, Андрей разъяснил даме недоразумение, откупился требуемой сотней, расписался, закрыл дверь и грозно развернулся:
— Ну? Очень смешно?
Никто не испугался:
— Андрей Маркович! Андрей Маррркович! А фамилия?!
Надюшка, младшая, недавно победившая «р», старалась больше всех. Раскатисто и звонко, очень похоже на зверррский будильник, с которым у Андрея была война в детстве — уже тогда он не понимал и не принимал посягательств на свое и только свое время. Тот будильник и сейчас еще живой, тикает где-то на чердаке в загородном доме.
— На что собирали, опять на похороны? — Инна появилась в дверях, нагнулась и обняла дочку за плечи. — Не понимаю, они читать не умеют?
— Они?.. смеешься, откуда? Нет, вроде бы на какой-то асфальт. Ты готова?
— Ничего-ничего, тебе полезно напомнить.
— Напомнить что?
— Границы твоей всемирной писательской славы. Да, я уже.
Она была в белом костюме и с босыми ногами; то есть нет, не босыми, в телесных колготках, но на вид почти то же самое. Узкие ступни несуществующего в природе, если не считать детских магазинов — Андрей был в курсе, поскольку это уже тринадцать лет как стало его проблемой, — тридцать четвертого или даже тридцать третьего с половиной размера. Такая смешная, когда без туфель. Девчонка.
— Пап, а можно я тоже с тобой?
— И я!
— И я!!!
Жена обернулась от зеркала и пошла на переговоры, что было с ее стороны ошибкой:
— Что вы будете делать в аэропорту?
— Хорошо себя вести!
— Слушаться!
— Смотреть на самолеты!
Пришлось вмешаться:
— А тебе, Фил, вообще на английский, и, по-моему, ты уже опаздываешь. Бегом!
— А нам с Надей не надо на английский!
— Мария!..
Андрей сделал грозный вид, дочурка в ответ сделала вид, будто впечатлилась. Потупила громаднейшие, каких больше не было ни у кого (считая и фамильные портреты по обеим линиям, и все остальное человечество), глазищи — и круто сменила вектор:
— А что ты нам привезешь?
— Надо подумать. Во-первых, новых книжек…
— А еще?
— Нет, Инка, ты слышала? Книги как таковые их уже не устраивают. Хорошо, сейчас подумаем, чего оттуда привозят… Леденцов в виде мишек и печенья из «Склянки», миндального с безе, как в прошлый раз, идет?
— Уррра-а-а!!!
— А ты скоро вернешься?
— Через три дня. Филипп, я серьезно, давай быстрее. Это твое время!
— Ага. Пока, пап.
Они с сыном синхронно подняли ладони, и тот улетучился за дверь мгновенно, оставив за собой движение воздуха, изображаемое цветными завитками в старых американских мультфильмах. Он не опоздает, с чувством спокойной уверенности отметил Андрей. Мой сын давно уже никуда не опаздывает.
— Могли бы подвезти, — Инна озабоченно свела брови, прислушиваясь к удаляющимся гулким шагам вприпрыжку. — Там две дороги переходить.
— Ему одиннадцать лет. Поехали. Девчонки, хорошо себя вести, слушаться маму и Елену Ивановну и…
— Не разбрасывать время!
— Правильно.
Няня проявилась в прихожей незаметно, в нужный момент — когда он уже отпустил расцелованную Марию и чмокнул Надюшку в трогательный кнопочный носик, а Инна обула туфли и завязала шарф, — только такие люди, ненавязчивые и точные, и работали в его доме. В доме, где все всегда происходило вовремя и без напряжения, а внешний веселый сумбур, сбивавший с толку посторонних, только подчеркивал внутренний порядок, рассчитанный по мгновениям.