— Идем. Но насчет отметить не знаю, мне еще сегодня на банкет.
— Ты пойдешь на это сборище? — силу своего пренебрежения он вложил во вращающуюся дверь, и Андрей запросто просочился наружу на следующем витке, не касаясь створки. — Ну ладно, я тогда тоже пойду. Хотел сачкануть, а с другой стороны, зачем Ольгу обижать, хорошая баба… Но отметить надо. Сейчас подъедем тут в одно местечко… ч-черт, Володьку я отпустил. Ты представляешь, теперь даже здесь после шести жуткие пробки! Скоро вообще не будет смысла держать машину, если хочешь хоть как-то рассчитывать время.
— Так давай прогуляемся.
— Давай. Не опоздаем? — Полтороцкий глянул было на часы, избыточно дорогие, как и все у него, трогательного в своей любви к орущей благим матом роскоши; но тут же перевел взгляд на Андрея и ухмыльнулся. — Забыл. Ты же у нас никогда и никуда не опаздываешь.
*
До «Склянки» они не дошли: пришлось бы сделать чересчур большой крюк и потом торопиться, чего Андрей не допускал по определению, исключив из своей жизни давно и навсегда. Остановились в симпатичной кондитерской — в этом городе они попадались на каждом углу, практически как в Европе, что ему, сладкоежке, весьма импонировало. Полтороцкий, правда, страдал, поскольку здесь не наливали спиртного, если не считать ликера в кофе, — страдал физически, зримо; кажется, он все-таки уже алкоголик, хоть и отрицает это категорически, подумал Андрей далеко не впервые.
— Потому что такая жизнь, Андрюха. Вчера голосовали поправку к авторскому праву в интернете, тебе оно должно быть интересно, да?.. Так я, чтоб ты знал, передал карточку Боброву, просто потому что не мог уже видеть эти рожи. Плюнул и поехал в Пущу порыбачить. Меня по ходу можно мандата лишить только так. Она, кстати, у Боброва до сих пор, еще наголосует чего, пока я тут в командировке…
— Ну и как поправка? Прошла?
— А мне ли не один ли пень?
— А зачем вообще баллотировался?
— По дружбе, Мишка просил. Ему надо было публичное лицо в списки. Что мне, жалко для Мишки?
— Врешь, — сказал Андрей, размешивая длинной ложечкой сахар в латте. — Ты хотел во власть. Все хотят. И мне правда интересно — зачем?
Полтороцкий рассмеялся и все-таки хлопнул его по плечу, перегнувшись через столик — бокал с латте удалось спасти — и в этом его движении, и в бархатном актерском смехе на басах сквозила такая отточенная техника, что ею можно было искренне восхищаться, но ни в коем случае не верить. Перехватил взгляд Андрея и умолк одномоментно, словно выключил звук.
— Честно? Да так. Понимаешь, этого, — точечный акцент и пауза, — я раньше не пробовал. А хотелось.
— Ну и как?
Полтороцкий пожал плечами:
— Тоска. Вроде кино, только еще мутнее.
Андрей понимающе кивнул: в активной нелюбви к кино, вернее к миру кинопроизводства, который их, кстати, в свое время и свел — то был единственный в его жизни случай, когда молодой еще писатель Маркович соблазнился приглашением написать сценарий для крупной студии, — они были полностью солидарны. В более бестолковую среду, где все постоянно торопятся, зависая при этом на целые часы в бездействии, бестолково толпятся, невольно и целенаправленно мешая друг другу, с особым рвением блокируя и сводя на нет чужую работу, где каждый постоянно в чем-то виноват, а все вместе лишь бездарно уничтожают время, — он не попадал никогда, ни до, ни тем более, увольте, после. Полтороцкий был куда привычнее и сносил киношный абсурд с великолепным презрением звезды; он и сейчас, насколько Андрей знал, не отказывался мелькнуть в сериале с хорошим бюджетом. Но они понимали друг друга.
— Эти бессмысленные заседалова, голосовалки, болтовня для прессы… Брифинги, шмифинги, тьфу. А потом еще поздно ночью реальные терки по саунам… страшная муть. Время между пальцами. Я в прошлую субботу чуть на спектакль не опоздал. Думал, через неделю.
— Но в целом тебе нравится.
— С чего ты взял?!
Андрей улыбнулся:
— Потому что ты до сих пор там. А ты у нас человек не подневольный. Ты б не стал, если б нет.
Полтороцкий повел бровями, пошевелил всем своим подвижным, каучуковым лицом, обдумывая эту мысль, и утвердительно кивнул:
— Не стал бы.
Торжественно потянулся к столику заготовленным захватом из двух пальцев и поморщился, наткнувшись на кофейную чашку. С отвращением выпил до дна, как микстуру.
— Андрюх, мы на банкет не опаздываем?
— Нет пока, сиди.
Он отпил еще немного латте, растягивая удовольствие, смакуя медовый привкус со дна и прохладноватую, но все равно великолепную пенку с корицей. В этот город стоило приезжать уже только ради кофе. Напротив неторопливо крутилась на стойке разнообразная выпечка, уникальная в каждом здешнем заведении: черт бы побрал, в самом деле, этот банкет…