— Да, но зато на нем лежит много забот и большая ответственность. Вероятно, вы и не подозреваете, что значит руководить такими предприятиями. Нужно обладать железной волей моего отца, чтобы вести такие дела; это исполинская задача.
— Как бы то ни было, это могущество, а могущество это — счастье, — возразил Вильденроде, и глаза его блеснули.
— Может быть, для вас и для моего отца, а я устроен иначе. Я предпочел бы тихую жизнь при самых скромных условиях в одном из райских мест южной Европы, примерно как здесь; но я единственный сын, и когда-нибудь Оденсберг должен перейти ко мне по наследству; о выборе не может быть и речи.
— Какая неблагодарность, Дернбург! Добрая фея с колыбели наделила вас жребием, о котором все мечтают, а вы принимаете его со вздохом.
— Потому что он мне не по плечу, и я чувствую это. Когда я смотрю на отца и думаю, что в будущем мне придется заменить его, то мне становится страшно; мной овладевают уныние и робость, с которыми я совершенно не могу справиться.
— В будущем! — повторил бурой. — Зачем думать о таком далеком времени? Ваш отец здоров и еще полон сил, наконец, ведь он оставит вам хороших помощников в лице своих служащих, прошедших хорошую школу под его руководством. Так вы в самом деле недолго пробудете в Ницце? Жаль! Нам будет недоставать вашего общества.
— «Нам»? — тихо повторил Дернбург. — Вы говорите также и от имени вашей сестры?
— Конечно! Цецилии будет неприятно лишиться своего верного рыцаря. Разумеется, найдутся люди, которые постараются утешить ее. Кстати, знаете, вчера я чуть серьезно не поссорился с Марвиллем из-за того, что предложил вам место в своем экипаже, на которое он наверняка рассчитывал!
Лицо молодого человека омрачилось, и он с раздражением ответил:
— Виконт Марвилль всегда претендует на место возле баронессы и, конечно, с успехом заменит меня.
— Если вы добровольно уступите ему это место, — может быть. До сих пор Цецилия отдавала предпочтение своему соотечественнику-немцу, но, несомненно, что этот любезный француз нравится ей; к тому же отсутствующий всегда оказывается виноват, особенно в глазах молодых девиц.
Барон говорил шутливым тоном, не стараясь придать особенное значение своим словам, как будто вообще считал это дело не особенно серьезным. Тем серьезнее, по-видимому, смотрел на него Дернбург; он ничего не ответил, но было видно, что он борется с самим собой; наконец он заговорил неуверенным тоном и запинаясь:
— Господин фон Вильденроде, я хотел… давно уже… только до сих пор не смел…
Барон посмотрел на него вопросительно. В его глазах выражалась не то насмешка, не то сострадание; этот взгляд, казалось, говорил: «Ты хочешь предложить свои миллионы и «не смеешь» заговорить об этом?». Однако он произнес:
— Говорите, говорите, пожалуйста! Ведь мы не совсем чужие друг другу и, смею надеяться, я имею некоторое право на ваше доверие.
— Может быть, для вас не тайна, что я люблю вашу сестру, — почти робко произнес Дернбург, — но все-таки позвольте мне сказать вам, что обладание Цецилией было бы для меня высшим счастьем и что я сделаю все от меня зависящее, чтобы она также была счастлива. Могу ли я надеяться?
Вильденроде, действительно, нисколько не был удивлен этим признанием; он только многообещающе улыбнулся.
— Об этом вам следует спросить у самой Цецилии. Девушки вообще щепетильны в таких делах, а моя сестрица особенно; очень может быть, что я чересчур снисходителен к ней, а в обществе ее еще больше балуют, в чем вы могли убедиться хотя бы во время сегодняшнего катанья.
— Да, я видел, — удрученным тоном произнес молодой человек, — и именно поэтому у меня не хватало до сих пор мужества заговорить с ней о своей любви.
— В самом деле? В таком случае я считаю своим долгом ободрить вас. Предвидеть решение нашей капризной маленькой принцессы невозможно, но, между нами говоря, я не боюсь, что вы получите отказ.
— Вы думаете? — с восторгом воскликнул Дернбург. — А вы, барон?
— Я с удовольствием буду приветствовать вас как зятя и с полным спокойствием доверю вам судьбу сестры. Ведь мне нужно одно: чтобы эта девочка была любима и счастлива.
— Благодарю вас! — воскликнул Дернбург. — Я невыразимо счастлив уже тем, что вы согласны и подаете мне надежду на успех, а теперь…
— Вы хотели бы услышать согласие и из других уст? — со смехом докончил Вильденроде. — Я с удовольствием доставлю вам случай объясниться, но вы должны сами добиться согласия сестры: я предоставляю ей полную свободу. Надеюсь, мое предположение придало вам некоторую храбрость; попытайтесь же, милый Эрих!