— Можно войти, Сюзетта? — спросил Остин Бранд.
— Я… да, да, конечно, мистер Бранд.
Он вошел и закрыл за собой дверь; лицо его было мрачным.
— Я только что узнал новости, дорогая. Представляю, что ты сейчас чувствуешь.
— Как? — возмущенно спросила она. — Как это могло случиться? Это несправедливо, несправедливо! Они убили моего Люка и всех остальных! Почему они не должны заплатить за это своей жизнью?
Голубые глаза Сюзетты сверкали, щеки покрылись красными пятнами.
Понимающе кивнув, Остин открыл правый нижний ящик стола и достал оттуда початую бутылку виски.
— Присядь, пожалуйста, Сюзетта.
Она опустилась на стул, повернулась лицом к нему и увидела, как он достает с полки два стакана. Остин плеснул немного виски в каждый стакан и протянул один из них ей.
— Если тебя это утешит, милая, я считаю, что такой человек, как Сатанта, скорее предпочел бы умереть, чем про вести всю жизнь в тюрьме. Можешь себе представить, что он, привыкший к свободной жизни в прериях, будет навечно заперт в крошечной камере?
Он жестом предложил ей выпить.
— Но, Остин, я не могу… Я никогда в жизни не пила спиртного.
— Знаю, но я хочу, чтобы ты это выпила.
Сюзетта осушила стакан, помахала рукой перед своими горящими губами и подняла глаза на Остина. Он одним глотком выпил спиртное и поднялся.
— Ну? Чувствуешь себя немного лучше? Расслабилась?
— Да. — Она откинулась на спинку кресла.
Слепая ярость схлынула.
— Я рад. — Остин остановился прямо перед девушкой. — Сюзетта, отдай мне револьвер.
— Что? Я… я не понимаю, о чем вы говорите… Я никогда…
Остин наклонился над Сюзеттой и уперся большими ладонями в подлокотники кресла, лишив ее возможности встать.
— Я хочу получить револьвер, милая. — Рука Остина оторвалась от подлокотника и легла на подбородок девушки. Он мягко приподнял ее голову и заставил посмотреть себе в глаза. — Сюзетта, уверен, ты прекрасно знаешь, о чем идет речь. Если ты не отдашь оружие, мне придется отобрать его у тебя силой.
Остин отпустил ее подбородок, выпрямился и отступил назад.
Сюзетта кинулась к двери. С удивительной проворностью Остин преградил ей путь. Заметив отчаяние девушки, он ласково попросил:
— Пожалуйста, Сюзетта, отдай мне револьвер, и я позволю тебе уйти.
— Нет! — крикнула она. — Не отдам! Я застрелю Сатанту! Вы слышите меня? Я лишу жизни это животное, убившее моего Люка! Вы не остановите меня — никто меня не остановит. Я хочу, чтобы он был мертв. Мертв! А теперь прочь с дороги!
Вздохнув, Остин схватил ее за руку и притянул к себе. Не обращая внимания на протесты девушки, он провел ладонью сначала по ее правому бедру, а затем по левому. Сквозь платье он почувствовал небольшой револьвер, пристроившийся на ее левом бедре.
— Сюзетта, я отпущу тебя. — Остин покачал головой. — А потом ты отвернешься и достанешь из-под юбки пистолет.
— Ни за что! Вы не заставите меня. Я сделаю это. Я убью дикарей!
Остин испугал ее. Сюзетта чувствовала, что он не шутит.
— Очень хорошо. — Остин повернул девушку спиной к себе, обхватил рукой ее тонкую талию и потянулся к юбке.
— Остановитесь! — в ужасе вскрикнула она. — Я… я отдам вам оружие. Отпустите меня, Остин.
— Нет. Я не отпущу тебя, пока револьвер не окажется у меня в руке.
Рука, обвившая ее талию, сжалась, и Сюзетта почувствовала, как его мощная грудь прижимается к ее спине и плечам.
— Но… но… револьвер у меня под нижней юбкой. Я должна…
— Знаю. Ты должна поднять платье, чтобы достать его. Сделай это. Я стою сзади и ничего не увижу. Мне нужен револьвер, и я начинаю терять терпение.
Сюзетта поняла, что Остин говорит серьезно, и подняла юбки.
— Закройте глаза, Остин, — едва слышно попросила она.
Наконец ее пальцы коснулись маленького револьвера, Сюзетта вытащила оружие и опустила юбки.
Остин забрал у Сюзетты револьвер и засунул его за пояс брюк. Девушка, слегка дрожа, прислонила голову к его широкой груди.
— Милая, — ласково прошептал ей на ухо Остин, — я хочу, чтобы ты знала — я все понимаю. Если бы я мог, то убил бы этих грязных дикарей — ради тебя… и ради себя самого. Я тоже ненавижу их, поверь. Но никому из нас не позволят подойти так близко, чтобы застрелить их. Вождей охраняют день и ночь. Со дня на день их переведут в тюрьму штата в Хьюстоне. Постарайся выбросить их из головы.
— Остин, — устало сказала Сюзетта и прислонилась к нему, еще не сообразив, что он уже отпустил ее. — Вы ведь не расскажете моим родителям, правда?
— О чем? — улыбнулся он.
Сюзетта повернулась лицом к нему.
— Благодарю вас, Остин.
— Я должен идти, Сюзетта. Теперь с тобой все будет в порядке, правда?
— Да, конечно. Тем не менее, если вы не против и если у мистера Кича не будет возражений, я уйду сегодня пораньше.
— Разумеется, можешь идти. Проводить тебя до дома?
— Нет, спасибо. Я зайду за отцом и вернусь домой с ним.
— Прекрасно. — Он взялся за ручку двери.
— Остин.
— Да?
— Вы думаете, это фамильярно с моей стороны — называть вас Остином?
— Я считаю это лестным. Чувствуешь себя не таким дряхлым стариком. — Ослепительная улыбка осветила его красивое лицо, а в серых глазах мелькнули озорные искорки.
Просто невозможно было не улыбнуться ему в ответ.
Десять минут спустя Сюзетта вошла в тихую приемную рядом с кабинетом отца. У выходящего на улицу окна сидела пожилая дама, даже не поднявшая головы при ее появлении. Больше пациентов нет, с облегчением отметила девушка. Ей было жарко, она устала и очень хотела домой.
Сюзетта опустилась на стул напротив женщины, развязала ленты своей шляпки, сняла ее и тряхнула длинными белокурыми локонами, рассыпав их по плечам. Услышав, как открылась дверь кабинета за ее спиной, Сюзетта повернула голову. Голос отца звучал ласково:
— Незачем волноваться, мистер Мейсон. Я знаю, что вы честный человек. Не беспокойтесь, я подожду, когда вы сможете заплатить. Все мы время от времени сидим на мели. Не думайте больше об этом.
При виде дочери глаза Блейка заблестели. Она улыбнулась ему и с облегчением вздохнула, увидев, что пожилой мужчина взял под руку сидевшую у окна даму. Когда немолодая чета покинула комнату, Сюзетта встала и подошла к окну.
— Ты выглядишь усталым. В чем дело, папочка?
— Ничего, ничего, дорогая. Просто немного болит голова. Уже прошло. — Он улыбнулся ей, но она заметила, как у него на лбу и верхней губе выступила испарина.
— Садись. — Сюзетта придвинула к нему стул. Опустившись на колени, она взяла его за руку и с беспокойством добавила: — Ты болен, папочка. Что-то не так?
Он потрепал ее по щеке:
— Все в порядке, дорогая. Не нужно так волноваться. Если от этого тебе станет лучше, то я нанесу визит врачу, когда в следующем месяце поеду в Форг-Уэрт на семинар по заразным болезням. Ну как?
— Ты обещаешь мне сделать это? — В ее глазах застыла тревога.
— При одном условии. — Он улыбнулся. — Ты ничего не скажешь об этом маме.
— Обещаю, папочка. — Сюзетта помогла отцу подняться.
Блейк Фоксуорт не сказал дочери, что его мучают постоянные боли и что он опасается худшего. Вечером Блейк с огромным трудом заставил себя поесть, хотя с заходом солнца боли усилились и он жаждал лишь одного — забыться блаженным сном. Из кармана жилета он достал крошечную пилюлю. Доза была очень маленькой, но морфий все же позволит ему отдохнуть.
Час спустя, почувствовав облегчение, Блейк лежал в постели и смотрел, как его прелестная жена расчесывает свои длинные черные волосы. Она волновалась из-за дочери и хотела, чтобы муж успокоил ее.
— Как ты думаешь, Блейк, пристало ли Сюзетте быть репортером? Она присутствовала на процессе над этими ужасными индейцами и сидела рядом с корреспондентами восточных газет — конечно же, мужчинами. И дело не только в том, что она девушка. Она так юна! Остин разочаровал меня. Ему не следовало разрешать ей освещать процесс, не посоветовавшись с нами…