— Джейн Сеймур из Вулф-Холла? — удивилась графиня Уиттон. — У нее бедная семья и без особых связей. Девушка глупа, если поощряет короля. Она закончит, как Мэри Болейн или Бесси Блаунт. Большой живот, свадьба с каким-нибудь ничтожеством и возвращение в провинцию. И потом, она совсем не в его вкусе: некрасива и чересчур покорна — слова никому поперек не скажет. Нет, Джейн Сеймур никак не может привлечь короля.
— Но принцесса Арагонская тоже была послушной женой, — напомнила Элизабет.
— Да, а также умной и прекрасной собеседницей, — добавила Филиппа. — Совсем не похожей… на эту.
— Анна тоже умна и остроумна, но, согласна с тобой, она вспыльчива. Правда, король любит женщин с перчиком.
— Леди! Леди!
К ним подлетела запыхавшаяся служанка.
— Процессия уже строится, и вас зовут.
Подняв сверкающие юбки, сестры побежали к остальным. Им предстояло ехать на своих конях, хотя для тех, у кого их не было, привели лошадей из королевской конюшни. Кобыла Филиппы была вороной. Мерин Элизабет — серый в яблоках. Сбрую кобылки украшали крошечные колокольчики, потому что Филиппе нравился их звон.
Королева вышла из своих покоев. На ней были платье и мантия из белого прозрачного шелка, щедро отделанного горностаем. Волосы были опять распущены по плечам. На голове сверкал венец, усыпанный драгоценными камнями. Носилки были обиты серебряной парчой. Четыре рыцаря в алых одеяниях, представляющих Пять портов*, должны были нести над носилками балдахин из золотой парчи. Столбики балдахина, из резного позолоченного дерева, были украшены серебряными колокольчиками. Шестнадцать рыцарей в костюмах цвета зелени Тюдоров с королевскими гербами несли носилки.
Процессию королевы возглавляли двенадцать благородных джентльменов из свиты французского посла в желто-голубых костюмах. Костюмы рыцарей ордена Бани были фиолетовыми. В процессии шли послы, знать, лорд-канцлер, архиепископ Кентерберийский, настоятели крупных аббатств, ученые, архиепископ Йоркский, лорд-мэр Лондона в великолепном одеянии, с тяжелой золотой цепью на груди, лорд Уильям Говард, представитель герцога Норфолка, находившегося в это время во Франции. Коннетаблем в тот день был герцог Суффолк, муж Марии Тюдор.
Перед носилками шел канцлер королевы с непокрытой головой, позади — камергер и конюший. Далее следовали дамы в платьях из золотой парчи, две ярко разукрашенных кареты с вдовствующей герцогиней Норфолк и вдовствующей маркизой Дорсет, слишком старых, чтобы ехать верхом. За каретами следовала еще одна кавалькада дам в платьях из золотой парчи и бархата. Генрих не пожалел расходов, чтобы короновать женщину, которую так долго и так страстно желал сделать своей женой. Несмотря на спешку, лондонцы сделали все возможное, чтобы угодить королю. По пути следования процессии устраивались представления и всяческие развлечения. На Фенчерч королеву приветствовали дети, одетые торговцами. Она отвечала им на французском и английском. На Грейсчерч королева остановилась, чтобы посмотреть на гору Парнас с фонтаном Геликон, изготовленные по эскизам Ганса Гольбейна, любимого художника короля. Из фонтана били струи вина, падавшие в верхнюю чашу, прежде чем излиться в нижнюю. На вершине, под аркой, увенчанной орлом, сидели Аполлон с богиней Каллиопой. По бокам фонтана расположились музы, игравшие на разных инструментах. У их ног лежали позолоченные ленты со стихами, посвященными новой королеве.
Пока Анна и вся процессия с восторгом смотрели на создание Гольбейна, муза Клио встала и запела хвалебную песнь в честь Анны, в которой просила богов благословить этот союз и подарить новобрачным много детей.
Королева хлопала в ладоши и улыбалась. Когда представление закончилось, процессия двинулась к Лиденхоллу, где был воздвигнут белый сокол, герб королевы. Здесь воспевалась плодородная лоза святой Анны.
По пути было еще немало развлечений. Вино лилось рекой из разных сосудов. Отовсюду слышалось пение и читались стихи в честь королевы.
Процессия шла по узким темным улочкам Лондона, чисто выметенным по случаю праздника. Однако никакая уборка не могла заглушить городского смрада. Все леди имели при себе ароматные шарики, утыканные гвоздикой. Улицы были запружены людьми, зеваки буквально свисали из открытых окон, желая получше все разглядеть. Но приветственных криков почти не было слышно, а лица людей были мрачны и недружелюбны. На протяжении всего пути Элизабет услышала только два восклицания: "Боже, спаси королеву!" Зато кое-кто посмел вопить: "Шлюха" и "Ведьма"! Иногда раздавались крики: "Боже, спаси королеву Екатерину!"
Как же мучительно было для Анны слышать все это! Но они запоют по-другому, когда родится ее сын! Все до единого!
На подъезде к аббатству Анне преподнесли золотой кошель с тысячей золотых марок. В ответ она произнесла благодарственную речь.
У Вестминстер-Холла процессия остановилась. Королеве помогли выйти из носилок. Она вошла в здание, и слуги стали разносить освежающие напитки, после чего королева тихо удалилась, вернулась на свою барку и отправилась на встречу с королем во дворец Йорк-Плейс. Дамы последовали за ней, но Филиппа и Элизабет не нашли конюхов, которые могли бы приглядеть за их лошадьми. Поэтому им пришлось вернуться к Лондонскому мосту, перейти на другую сторону и вернуться в Болтон-Хаус.
По прибытии их ждало послание королевы, в котором Элизабет приказывалось немедленно прибыть в Йорк-Плейс.
— Какая досада! — воскликнула Филиппа. — Скоро здесь будет Криспин. Я думала, мы проведем сегодняшний вечер все вместе. Мы почти не видим друг друга.
Элизабет еще раз перечитала поспешно нацарапанную записку. Королева явно волновалась, когда ее писала, но сейчас она наверняка спокойна и умиротворена.
— Я приму ванну, переоденусь, а потом поплыву баркой к Йорк-Плейс.
— Но королева… — забормотала Филиппа.
Элизабет повелительно подняла руку, и сестра осеклась.
— За весельем и развлечениями королева не поймет, сколько времени прошло. Она расстроена приемом, оказанным ей лондонцами. Но чего еще она ожидала? — Элизабет вздохнула. — Я не смогу утешить ее, когда вся в грязи и раздражена, как сейчас.
Оставив сестру, она поспешила наверх.
Чуть погодя прибыли граф Уиттон со старшим сыном.
— У нас новости! Не знаю, радоваться или нет, — объявил граф. — Расскажи своей маме, Хью!
— Я буду пажом королевы, — провозгласил Хью Сен-Клер. — Она увидела меня и Генри в Йорк-Плейс и спросила короля, не его ли это паж. Король ответил, что скоро я им буду. Тогда королева сказала, что я смазливый парнишка и она сама хочет меня в пажи.
Восьмилетний Хью был очень доволен собой.
— Король ответил, что в этот день исполнит ее любое разумное желание. Она дала мне это! — Он показал серебряную ленту. — Я всегда буду носить ее с собой. По-моему, королева очень красива. Ты так не считаешь, мама?
— Почему же, считаю, — ответила Филиппа, ероша его темные волосы. — Ты проголодался? Беги на кухню и прикажи повару накормить тебя.
— Я сегодня же должен вернуться к королеве, — возразил мальчик.
— Как и твоя тетя Элизабет. Ты можешь плыть с ней.
Мальчик повязал ленту на рукав и, весело улыбаясь, убежал.
— Она сделала это назло мне! — взорвалась Филиппа после его ухода. — Знает, как я предана королеве Екатерине, и захотела отнять у меня сына!
— Нет больше королевы Екатерины, малышка, — напомнил Криспин, обнимая плачущую жену. — Ты честолюбива и желаешь блестящего будущего для наших детей, и это хорошо. Один сын много лет служил королю и теперь после коронации вернется домой. Другой служит у герцога Норфолка. Самый младший станет пажом королевы. Знаю, ты хотела бы, чтобы он занял место Генри. Но король решил иначе. И тут уже ничего нельзя изменить.
— Мы всего лишь фигуры на шахматной доске, — горестно прошептала Филиппа.
Граф рассмеялся:
— Да, именно так и есть. Поэтому теперь мы предпочитаем леса и поля Оксфордшира. Служба при дворе поможет нашим парнишкам найти достойных жен и, возможно, сделать дипломатическую карьеру, если они этого захотят. Наши дни славы закончены, Филиппа. И будет лучше, если мы с этим смиримся.