– Головушка болит, помоги, – меня естественно не поняли, пришлось напрягать мозги и вспоминать устную местную речь.
Вскоре я словно заново родилась. Готова была девчонке руки ее волшебные целовать, но Миори задала неуместный вопрос:
– Зачем ты так много пила?
– Вашего ненаглядного наследничка встретить. Вот встретила, – пробубнила и осмотрела постель, от которой так и разило ароматом секса.
Миори не глупая, всё верно истолковала, вот только реакция какая-то странная: подскочила будто угольком пятую точку прижгло, глаза шо у бешеной рыбешки, онемела, окосела, да и оглохла видать временно. Моих слов она не слышала, пока я ее пыталась докричаться. В итоге выдала пищащим голоском: «Арияр…» – и ретиво так сбежала, я даже моргнуть не успела.
– Во дела.
Но за ней сразу же хозяйка нарисовалась и, прежде чем я начала орать на нее, она заявила, что ничего слушать не собирается, я сама его к себе подпустила, сама напилась, сама и виновата. Вроде-то да, но всё же обидно. И какой черт меня дернул налакаться, ведь знала, что придет.
Нуа-Киала обошла комнату, оценила по достоинству весь кавардак, в особенности мой плачевный вид и точно такой же плачевный вид постели. Ухмыльнулась (зараза такая!) и, скрестив руки на груди, подкинула дровишек в печку моих мучений:
– Хорошо ночь провела, – и ведь это был не вопрос. – А я уж голову ломала, как тебя в чувства привести. Даже подумывала подкинуть слезы грез.
– Это что еще за дрянь? – насупилась я.
– Да так, – отмахнулась она словами, а в глазах лисье лукавство.
– Не надо мне ваших местных дурманов.
– Точно. Ты и сама справилась. Жаль я не застала его, когда уходил. Доволен или нет, – и аж призадумалась, а меня словно взорвало от ее слов.
– Доволен или нет?! Да пусть спасибо скажет! Не была бы пьяной, лежал бы у меня смирненько, как бревнышко и дышать бы боялся.
– Кто?
Мне или показалось, или я ее очень удивила.
– Он! – и ткнула пальцем в сторону двери, словно он всё еще там, а перед глазами так и заплясали образы.
Но почему-то образы исказились. Я будто бы видела одного мужчину, а затем совершенно другого. Два лица – два брата. Меня передернуло. По коже пробежал озноб, и я, нервно поведя плечами, подтянула одеяло ближе к груди. Нет, не прикрываясь, я уже успела всё бесстыдство прикрыть. Я загораживалась от собственных мыслей, от себя.
– Ладно. Можешь отдыхать. И думай, что хочешь, – слова хозяйки прозвучали словно бы с подтекстом, но прочитать между строк я не сумела. – Вечером жду тебя в небесной зале.
– Зачем?
Она уже уходила, когда я спросила. Обернулась. На лице ни лукавства, ни ухмылки, ни даже улыбки. Я еще не видела, чтобы эта женщина смотрела столь холодно. Или скорее серьезно.
– Не забывайся, рабыня. Я и так позволила тебе слишком многое. И даю последний выбор: или по собственной воле займешься делом, или слезы грез станут твоей едой.
Я сглотнула, ком кое-как провалился вниз. Страх – вот что испытала в тот момент. Не верить не было смысла. Мне предоставили выбор: потерять волю над собственным телом и разумом или вступить в игру. И я выбрала наименьшее из зол: самый дорогостоящий, самый желанный ночной цветок дома Наслаждений. Запретный плод сладок – это неизбежно. Мужчины так слабы на лакомство, что готовы съесть даже ядовитое.
К нуа-Киала потянулась вереница мазохистов. А как иначе их назвать? Каждый знал, что его ждет, но всё равно приносил и свое тельце, и свои денежки. А я больше не допускала таких ошибок, как лишний бокал. Я вообще предпочитала вначале уложить очередного местного аристократа или просто богатенького мужчинку в люлю, и потом уж расслаблялась сама. Хозяйка довольна, клиенты довольны и я тоже очень неплохо себя чувствую. Единственное, что угнетало, ничего не менялось. По вечерам пир да пляски, потом пару минут на сюсюканье с каким-нибудь прощелыгой, пока до комнаты дойдем. Не отправлять же бедолагу в нокаут в одном из коридоров. Хотя и такие казусы были –слишком уж настырные попадались. Но, по сути, дни тянулись медленно и совершенно безвкусные. От дяди Лео ни вестей, ни уж тем более обещанного побега. Я иногда доставала его кольцо и записку – убеждала себя, что не приснилось.
А еще злилась на кое-кого. Получил, что хотел, и поминай, как звали. Сынуля Архов не оказался исключением из правил. Обидно. Обидней в двойне, что воспоминания о ночи с ним, пусть и смутные, не желали исчезать. Я словно чувствовала его незримое присутствие, я всё еще помнила его запах и крепкое тело. И да! Пусть мне будет стыдно, но я лукавила, когда говорила сама себе, что воспоминания мне отвратны.