— О! Это Гуйгударов град!
— А вона Чурончин! Или Дасаулов?
— Там Атуя ставка была.
— А вон и Якса, — уверенно улыбнулся Тютя. — Тута мы Албазу и порубали.
— Где Якса? — тучный Делгоро встал из-за весла и подошел, походу распихав казаков.
— Ты… Бугай! — зароптали недовольные лоча, но чохарский «принц» их даже не слушал.
— Здэсь батка мой ратился, — произнес он, не отрывая глаза от голого берега. — Богдойца бил…
Все притихли. Дощаники сбавили скорость, но упорно ползли вверх по Амуру. Берега Черной Реки были безлюдны, не только городки, но и редкие улусы смотрелись совершенно заброшенными. Похоже, Пущин успел тут основательно нашуметь. А с ним-то и людей было — кот наплакал!
— Глянь-кося!
Дурной метнулся к правому борту. По жидкому перелеску, спускавшемуся к самой воде, мелькали тени. Какие-то люди, пригибаясь, скрытно, уходили прочь от берега.
— Руль вправо! — скомандовал атаман. — Осторожно идем.
Перелесок скрывал мелкую речушку, что впадала в Амур. А ее заросшем русле стадом тюленей сбились дощаники. Семь штук, причем, два таких огромных, что страшно представить, как такие через Тугирский волок тащили.
— Вот и сыскались «воры», — пробормотал Санька. — Делгоро, расставь дозоры вокруг! Тютя, собирай людишек для осмотра.
Все дощаники оказались негодными для плавания: где-то порублены, где-то пожжены. Естественно, никаких «воров» тут не было, равно, как и их вещей.
— Кажись, те бегунки суденышки-то и доламывали, — со знанием дела сделал вывод Митька Тютя.
— И обобрали всё они? — поинтересовался Дурной.
— Э, не, — улыбнулся дончак. — Я маю, хозяева сами всё сволокли. Вишь, с заботой всё было прибрано…
— Значит, живые они? — оживился Санька.
— Бог ведает, — пожал плечами Тютя. — Но тута их не порешили. Крови нет, мертвяков тож.
— За бегунками идти надо! — влез в разговор Нехорошко. — Тама и хозяев найдем — чую я!
— Не… — Санька сдержал бой заколотившегося сердца. — Больно темно уже. Вдруг долго идти? А нас уже увидели — на засаду напоремся.
Отряд из Темноводного вернулся на суда и отошел поближе к левому берегу Амура. Санька приказал на ночь с дощаников не сходить. С самого рассвета, оставив на бортах несколько человек, высадились на правый берег. Следы читались отлично: и вчерашние от «бегунков» и более старые.
— Много людей шло, — сообщали даурские следопыты. — И с боем шли. Кровь видно.
Ближе к обеду отряд даже вышел на какую-то дорогу, что петляла по голой низине меж заросших сопок. Неизвестный отряд с дощаников явно прошел по ней, подозревая, что все дороги куда-то да ведут.
«Куда вот только?» — задумался Дурной. И вселенная быстро дала ответ.
Полузаросшую дорожку перегородило войско. Более двухсот дауров — наполовину конные, наполовину пешие — явно ждали незваных гостей и изготовились к бою. А далеко за их спинами, где-то в полуверсте, возвышалась лысая горка со срезанным склоном. Макушку той горки оседлала небольшая деревенька. Под хлипким частоколом носились еще дауры — их число толком не определить.
— Ох, чую, у том острожке наши браты незнаемые с дощаников сидять, — вздохнул кто-то из казаков.
— Запоминайте, — пустил приказ по рядам Дурной. — Если бой начнется, то первый залп в пехоту.
— Да с чего? — удивился Турнос. — У их в конях вся сила.
— Да. Но мы стреляем — и бегом в лес. Конница в лес не сунется. Я их породу уже знаю, с коня ни одному всаднику слезать не хочется. Так ведь, Делгоро? Пока они додумаются, мы за деревьями перезарядимся и уже по коннице бахнем. Ясно?
— Да, чево ты изволновался! — улыбнулся Тютя. — Их тута тьфу да маленько! Порубаем в пень!
Санька покачал головой. Конечно, две сотни — не так и много. Только отряд его не для боя в открытом поле снаряжён. Более сорока пищалей — это круто. Но у стрелков защиты почти нет. Копий у бойцов совсем мало, всё больше топоры да сабли. Такой силой пехоту трудно остановить, а конницу… конница их сметет. Такому отряду идеально с дощаника бой вести — тут они и тыщу врагов положили бы… Наверное.
— Ты вдаль смотри, Тютя, — повернулся он к дончаку. — Во всех смыслах. Ну, этих мы перебьем. Только там вон еще воинов немеряно. А у нас уже стволы забьются. Чем остальных бить будем? Одними сабельками?
Санька оглядел казаков.
— Не. И так врагов многовато. Нечего новых плодить.
Дурной срезал две большие зеленые ветви, поднял их над головой и медленно пошел вперед. Когда почти дошел до границы прицельного выстрела из лука, начал призывно махать руками. Дауры долгое время хмуро смотрели на эти однозначные призывы, но, в конце концов, четыре всадника отделились и пошли на разговор.