Последующие годы кровавая диктатура признавала национальность лишь как форму, которая наполнена социалистическим содержанием. Именно тогда родилась чудесная пословица: «Суть — не форма, а содержание». В эти годы всеобщего террора национальные границы потеряли какое-либо значение. И лишь иногда, по прихоти великого зодчего, происходил выборочно национальный террор, выселялись целые народы, осуществлялось формальное изменение государственных границ и территорий. История народов России как бы остановилась.
Национальный вопрос, впрочем, это одно из наследий большевистского режима в ряду выбитого генофонда, оскверненной земли, разграбленных недр, убитых морей, искалеченных судеб и душ. Сегодня, в условиях потрясающего вакуума официальной идеологии, на фоне мирового процесса деколонизации и обострения национального самосознания, дошла очередь и до Союза Советских Социалистических Республик. Однако события пошли не по желаемому руслу. Идеальным было бы всем избавиться от жестокой политической диктатуры, которая к тому же еще и экономически нецелесообразна. Хотелось бы всем вместе построить либеральное демократическое общество, открыть границы, организовать рыночную экономику, объединив свои усилия и устремления с мировым сообществом. И лишь после этого, на основе большого материального достатка и устоявшейся парламентской демократии, решать внутренние национальные проблемы цивилизованным путем.
К сожалению, все происходит наоборот. Массовое сознание в первую очередь восприняло идею национальную, которая вылилась в то, что называют сегодня парадом суверенитетов. Повсеместно начали формироваться пока еще объединенные в Союз суверенные государства. И условные, формальные границы, небрежно очерченные большевиками, приобрели вдруг решающее значение для сопредельных народов. При этом исторические мотивы, подлинные национальные границы и демографические особенности региона вошли в яростное противоречие с произвольно обозначенными, административными. Мина, заложенная большевиками на заре их восхождения к власти, срабатывает сегодня.
Перед смертью Генрих Гейне написал шутливое завещание: кому-то он отдавал свою грыжу, кому-то боли в мочевом пузыре, иному — несварение желудка, запоры и другие подобные «прелести». Последняя шутка великого писателя. Но большевики, как известно, не шутят. И мы получаем от них страшные и запущенные болезни.
Этого не знал Гейне
Первым революционным декретом большевики провозгласили: «Вся власть Советам». Теоретически это могло обозначать только всенародную власть через Советы. Однако с первого же дня Октябрьской революции идея эта не была воплощена в жизнь. В 1917 году власть Советов просто не могла сочетаться с тем статусом, который определили себе большевики. Дело в том, что в то время, — несмотря на свое название, большевики находились в изрядном меньшинстве, а подавляющее большинство в выборных органах составляли представители других партий. Таким образом, существовал очень простой выбор: либо сделать Советы общенародными и в качестве верховного органа сохранить демократически выбранное Учредительное собрание, оставаясь при этом фракцией свободного парламента и в центре и на местах, либо установить свою диктатуру, Учредительное собрание разогнать, административно подчинить себе Советы и в результате превратиться в правящую партию на безальтернативной основе.
Владимир Ильич Ленин выбрал второй путь. Он заявил: «Есть такая партия», имея в виду, что его собственная партия большевиков только и способна завладеть и осуществить государственную власть в виде беспощадной диктатуры. Гражданское общество прекратило свое существование, возникло политическое государство одной партии. Как показывает мировой исторический опыт, однопартийная система имеет характер тоталитарного управления, которое в наиболее мягкой форме проявляется в виде авторитарного режима. Попробуем спокойно проанализировать оба эти понятия.
Жестокий тоталитаризм с его концлагерями и массовыми — расправами даже над собственными сторонниками однозначно отвергается сегодня практически всеми слоями общества. Однако все же есть смысл рассмотреть эффективность авторитарных структур, тем более что у нас авторитарная структура практически имеет место. Вспомним Южную Корею. В недавнем прошлом нищая страна, разоренная многолетней японской оккупацией и гражданской войной. Но вот за короткий срок авторитарное правлений выводит страну в десятку сильнейших экономических стран. Остров Тайвань — глухая провинция нищего Китая. За годы военного правления, в условиях едва ли не осадного положения, вынужденная тратить огромную часть национального дохода на военные цели, эта страна превращается в экономически развитый край с прекрасным сельским хозяйством и промышленностью, которая успешно конкурирует на мировых рынках. Самый свежий пример — Чили. Традиционно бедная и традиционно несчастная латиноамериканская страна, где в ходе перипетий вооруженных столкновений вырастает авторитарный режим Пиночета. Это имя режет слух. Однако, именно Пиночет блистательно восстановил хозяйство и своим демократическим преемникам передал процветающую экономику.