И в этот раз она ждала машину, нетерпеливо притопывая у школьных ворот. Но вместо отцовской «Тойоты» первым подкатил к школе «Гелендваген». К машине подошел ее новый сосед по парте, и шофер открыл перед ним заднюю дверцу.
– Тебя подвезти? – спросил Марк у нее вежливо.
– Спасибо, нет, – ответила она и отвернулась.
То, что Марик Голод в нее влюбился, ей сказала Нелли, вторая жена отца. Разница в возрасте с Юлькой у них была небольшая, отношения по принципу невмешательства, а глаз у Нелли был точен. Однажды, проходя мимо школы, Нелли притормозила возле стоящей поодаль от одноклассников Юльки и весело ткнула пальцем в Голода.
– Эт хто? – насмешливо пропела она со своим хохлятским акцентом.
– А! Новенький. Марик Голод, – небрежно кивнула головой в его сторону Юлька.
– Голод? Он тебя просто глазами ест! – засмеялась Нелли.
– Больно нужно! – буркнула Юлька в ответ. И забыла. А на дискотеке он пригласил ее танцевать. Ей стало вдруг стыдно: Марик был на голову ниже ее, обладал узкими плечиками, да и приглашение прозвучало как-то неуверенно, писклявым, как показалось Юльке, голосом. Она отказала…
И, похоже, именно Марик Голод снял ее сейчас на обочине шоссе за сотню баксов.
– Домой, – скомандовал голос так и не повернувшегося к ней мужчины.
«А! Какая, блин, разница – Марик или не Марик! – подумала Юлька, расслабившись в тепле салона автомобиля. – Главное, деньги уплачены».
Машина въехала в плавно открывшиеся ворота и остановилась у дома.
– Рашид, свободен до утра. Юля, выходи. – Марик, а это уже точно был он, протянул ей руку.
– Спасибо.
– Пойдем. – Он взял ее ладонь и потянул за собой к подъезду.
Он начал целовать ее прямо в лифте. Поминутно отодвигая ее от себя и заглядывая в глаза. Она не помнила ни цвет его глаз, ни форму носа и губ. Она ничего о нем не помнила. Кроме одного. Ей пришлось уйти из школы из-за его отца. Это отец Марка сделал так, что Юлькиного отца поймали на взятке. И осудили. С конфискацией. Мачеха Нелли исчезла из города еще до суда, наверное, вернулась к себе на Дон, в родную станицу, прихватив часть барахла своего гражданского мужа. Юлька переехала к бабушке в райцентр, а после смерти той отцовская сестра отправила ее обратно в город, в швейное училище, где преподавала ее подруга. Портниха из Юльки не получилась, она нашла свое призвание в другом. В свои двадцать три года Юлька уже считалась «старослужащей», и ее сутенер Каша[3] определил ей место у дороги…
Лифт остановился, и Марк буквально вытолкнул ее наружу. Юлька обессиленно прислонилась к стене.
– Пойдем, – выдохнул он, обнимая ее за плечи и вталкивая в квартиру.
Юлька не помнила, чтобы раздевалась. Она не хотела раздеваться при нем, вдруг застеснявшись своего копеечного белья и думая только о том, как бы сбежать. Но Марк раздел ее, кажется, сам, поймав почти у двери. Раздел и уронил, как ей показалось, на пол. Но это была широкая кровать-подиум. Юлька вслушивалась в его шепот, пытаясь разобрать отдельные слова, но очень скоро поняла, что это бессмысленно. С ней так не обращался никто. Били, мяли, теребили, заламывали руки. Но никто не ласкал. Она не успевала о чем-то подумать, как мысль ускользала из затуманившегося от его поцелуев сознания. В один момент ей удалось все же заглянуть в его глаза, и Юлька вдруг отметила их густую зелень. А Марк вдруг смутился, отвернулся, но не отпустил ее. Юлька дотронулась до его темного затылка кончиками пальцев, наклонилась и прикоснулась губами к его загорелому плечу.
– Не надо, – он отодвинулся, отпуская.
– Что? – растерялась Юлька.
– Больше ничего не надо. Ванная – там, – он махнул рукой в сторону белой двери.
Юльку словно ударили. Конечно, что еще можно было ожидать? Ее просто купил бывший одноклассник. Кстати, заплатив больше, чем другие. Юлька, уже не смущаясь, слезла с кровати и пошла в сторону ванной комнаты. «Ну и черт с тобой!» – всколыхнулась в ней здоровая злость.
Потом, оказавшись в мягкой пене джакузи, ощутив блаженное тепло, она неожиданно расплакалась. «Я не Золушка. И это не сказка. Это – мои трудовые будни», – подумала она, глотая слезы и ревя уже в голос. Ей вдруг стало так тошно, так противно, так страшно за саму себя, что она на миг забыла, где находится. Тут ее взгляд остановился на кожаном футляре на полочке у зеркала. «Бритва. У отца была такая же», – отметил воспаленный мозг.