— Тебе не холодно? — спросила Франни. — Я могу принести одеяло.
Фикс покачал головой:
— Сейчас — нет. Холодно станет потом. Тогда и одеяло дадут.
Франни оглядела палату, ища глазами сестру и стараясь не пялиться ни на кого из пациентов — ни на спящую с открытым ртом женщину, лысую, как новорожденная мышь, ни на подростка, тычущего в экран своего айпада, ни на мать с девочкой лет шести, которая тихо сидела рядом и что-то раскрашивала. Как переносила Уоллис эти сеансы? Сидел ли с ней Ларри или оставлял здесь одну? Приезжали ли из Лос-Анджелеса их сыновья? Надо будет не забыть спросить об этом маму.
— Что-то долго они сегодня раскачиваются, — сказала она, хотя какая, в сущности, разница. Дома ждут суп и хлеб, которые Фикс есть не станет. И Марджори будет ждать их. Они посмотрят по телевизору викторину «Jeopardy!». Франни переночует в гостевой спальне наверху.
— Никогда не торопись травиться. Таков мой девиз. Я могу сидеть здесь хоть целый день.
— Давно ль ты стал таким терпеливым?
— Слово «пациент» по-английски и значит «терпеливый». Скажи-ка лучше — так вы с Элби общаетесь?
Франни пожала плечами:
— Он время от времени дает о себе знать. — Ей в свое время приходилось так много говорить об Элби, что теперь она как бы для равновесия старалась не говорить о нем вовсе.
— А что слышно о старине Берте? Он-то как поживает?
— Все как будто в порядке.
— Ты с ним очень часто разговариваешь? — с невинным видом спросил Фикс.
— Гораздо реже, чем с тобой.
— Ты не подумай, я не ревную.
— Я и не думаю.
— Он женат сейчас?
Франни покачала головой:
— Один.
— Но вроде бы он женился в третий раз.
— У них не сложилось.
— А разве у него потом не было невесты? После третьего брака? — Фикс прекрасно знал, что Берт развелся в третий раз, но готов был слушать про это снова и снова.
— Недолго.
— Стало быть, и с невестой не выгорело?
Франни молча покачала головой.
— Досадно, — произнес Фикс, словно ему и впрямь было досадно, но он задавал ей все эти вопросы месяц назад и задаст еще через месяц, делая вид, что он совсем старый и больной, а потому не помнит их последний разговор. Фикс действительно был стар и болен, однако помнил все. «Опрашивай очевидцев», — сказал он ей по телефону, когда у нее — девчонки в ту пору — пропал из шкафчика именной браслет. Она позвонила ему из Виргинии в пять часов, то есть в два по калифорнийскому времени, как только включился льготный тариф на междугородные разговоры. Позвонила на работу, чего раньше никогда не делала, хоть у нее была его служебная визитка. Фикс уже стал к тому времени следователем и оставался ее отцом, и потому Франни решила, что уж кто-кто, а он должен знать, как найти браслет.
— Опрашивай очевидцев, — сказал он ей тогда. — Выясни, у кого какие были потом уроки и кто куда пошел. Шуму большого не поднимай, скандала не закатывай и не давай повода думать, будто ты кого-то обвиняешь, — но поговори с каждым, кто спускался в спортзал. А потом еще раз поговори, потому что они либо что-то от тебя скрывают, либо просто в первый раз вспомнить не смогли. Если уж решила найти пропажу, надо браться за дело всерьез.
Сегодня занималась им сестра по имени Патси, крохотная вьетнамка, утопавшая в своем лавандовом халатике размера XXS. Она помахала им с другого конца переполненной палаты, как машут на вечеринке долгожданным гостям.
— Вот и вы! — воскликнула она.
— Вот и я, — ответил Фикс.
Она подошла вплотную — заплетенные в косу черные волосы дважды обвивали голову, как канат, припасенный для ситуаций по-настоящему чрезвычайных.