Я выбираюсь следом. До того, как он подойдёт и протянет мне руку. Прикасаться к нему сложно, почти больно.
На улице темно, во дворе слабо горит фонарь. Кирилл поднимает голову и смотрит прямо на мой этаж. Пятый.
На кухне возится бабушка. Наверняка ждёт внучку и греет ужин. А тут я приду, совершенно не голодная. Она расстроится.
— Пиздец домик, — качает головой Самсонов.
— Нормальный он! Не элитный, конечно.
— Восьмидесятого года?
— Семидесятого, — поправляю я. — Вернее, семьдесят четвёртого.
— В гости, как я понимаю, не позовёшь?
— Не позову, — мотаю головой. — Я не одна живу.
Кирилл переводит на меня взгляд. Делает глубокий вдох, подходит ближе. Не знаю, о чём он подумал! Что я с Серёжей живу? Уточнять не решаюсь, только инстинктивно пячусь назад и упираюсь лопатками в дверь его автомобиля.
Дыхание сбивается, тепла и запаха Кирилла так много, что начинает кружиться голова. Мне кажется, или он… поцеловать меня хочет?
Увернуться бы и сбежать куда глаза глядят, но я стою обездвиженно и позволяю Самсонову обнять меня за талию. Крупные ладони скользят по спине, проходятся по рёбрам. Он вплотную к себе прижимает. До хруста и нехватки кислорода.
Серёжа, прости. Я делаю это с благими намерениями.
Жёсткие губы касаются моих, ладонь поднимается выше, обхватывает затылок, пресекая все попытки вырваться или отстраниться. Поздно, слишком поздно.
В ушах гудит так громко, что я больше ничего не слышу. Только чувствовать могу. Как влажный язык приоткрывает мой рот, как скользит внутрь. Как ласкает и задевает мой. Думать буду потом. Жалеть тоже. Анализировать. И грызть себя за то, что так легко позволила Кириллу сломать высокую стену, которую я старательно возводила эти два года. Кирпичик за кирпичиком. Ему удалось разрушить её за считаные секунды.
Я выхожу из оцепенения и целую его в ответ. Переплетаю наши языки, опускаю ладони Самсонову на плечи. Осторожно, потому что помню все его шрамы под футболкой. Они до сих пор стоят перед глазами. Он не дёргается и никак не реагирует. Значит, не больно.
— Лучше бы я не видел тебя сегодня, — с жаром шепчет на ухо. — Крышу сносит, Вита.
— Лучше бы я никогда тебя в своей жизни не встречала, Самсонов!
Он улыбается. Целует мой висок, ухо и шею. Настойчиво, быстро. Словно боится, что начну кричать и звать на помощь. Я буду звать на помощь, но только его. Больше никто не откликается.
Кирилл приспускает тонкую бретельку платья, гладит плечо, затем оголяет грудь. Я без белья. Соски затвердели и сладко ноют. Какое счастье, что сейчас темно и ничего не видно!
— Ты дрожишь, — заключает он. — Боишься меня?
Боюсь. После того, что он со мной сделал, я боюсь подпускать его близко. Слишком свежи все те жуткие воспоминания. Как скулила и выла от бессилия. Молилась ночами, чтобы он пришёл. Но он меня не слышал.
Отрицательно мотнув головой, позволяю его шероховатым ладоням сжать грудь. Несдержанно и грубо, вырывая из лёгких громкий, протяжный стон.
Не растерявшись, опускаю руку ему на ширинку. Вспыхиваю, потому что чувствую нетерпеливо дёргающийся твёрдый член. Самсонов на меня так реагирует. На меня. С ума сойти можно…
Кирилл усмехается, вновь задевает губами мои губы. В этот раз медленно и ласково, смакуя и втягивая в себя сначала одну, затем другую. Томительно и приятно одновременно.
— Ко мне поехали, — просит он.
— Не могу, — мотаю головой. — Я хочу попросить тебя об одном важном деле, — наконец решаюсь произнести.
Кирилл замирает и смеётся мне на ухо. Мурашки тут же расползаются по коже.
Я зажмуриваюсь.
— Умница, знаешь, когда на мужика надавить. Говори, я заинтригован.
Поправив бретельки платья, вскидываю на него взгляд. Глаза такие горящие, что видно даже в темноте. И все слова на свете теряются.
— Ну же, смелее, малыш, — подбадривает меня Кирилл.
Он ставит руки по обе стороны от моей головы и терпеливо ждёт.
— Я… В общем, у меня есть план. Если всё получится, то буду безмерно благодарна! Кирилл, скажи, ты женат?
— Не женат, — отвечает он, задумавшись. — Но несвободен.
Глава 11
Несвободен.
Он. Не. Свободен.
Это слово на огромной скорости, подобно пуле, врезается прямиком в сердце. Прижимаю ладонь к груди, проверяю. Бьётся. Тихо, едва слышно, но пока бьётся.
— Ты похотливая козлина, Самсонов, — произношу, гордо вскинув подбородок. — Что же ты тогда руки свои распускаешь?
— А ты? — задаёт он встречный вопрос, напоминая, как несколько секунд назад я трогала его ширинку.