Немного оправившись от ранения, Орлов перебрался в Польшу, где наконец смог получить в имении отца под крепостью Новогеоргиевск качественное лечение и уютное убежище.
Однако безмятежное времяпрепровождение, прерываемое лишь медицинскими процедурами, тяготило его деятельную натуру. Как только врачи разрешили свободно передвигаться, Орлов распрощался с родными и друзьями. Он спешил на юг России, в Добровольческую армию. Весть о том, что генерала Алексеева уже нет в живых, дошла до него еще в Петрограде, а генерал единственный знал, почему Орлов почти весь 1918 год служил у большевиков. Теперь, как многим офицерам и генералам, мобилизованным в Красную Армию, а потом перебежавшим на сторону белых, ему предстояло оправдываться. А ведь Орлов служил не в армии, а в следственной комиссии, что для не знавших многие советские реалии белогвардейских следователей было все равно, что служить в ЧК. Дело могло закончиться плохо, не исключался и самый суровый финал — «стенка».
Проработав в уме различные варианты развития событий, Орлов принимает решение не пробираться покав расположение главного штаба, а остаться работать в Одессе, тем более, что встретил там бывшего коллегу по комиссии Батюшина прапорщика Логвинского. Уж если он, мало разбирающийся в борьбе со шпионажем, занимает пост начальника контрразведки одной из многочисленных в Одессе военных структур, то с опытом Орлова, наверное, можно было надеяться на получение соответствующей должности.
Процедура проверки, к удовлетворению новоиспеченного добровольца, закончилась довольно быстро. Нашлись даже те офицеры, которых он когда-то переправлял через фронт и тем самым спас от неминуемого расстрела или тюремной камеры.
Командующий войсками Добровольческой армии Одесского района генерал Александр Сергеевич Санников 6 февраля 1919 года назначил Орлова начальником контрразведывательного отделения своего штаба.
До вступления Орлова в должность аппарата контрразведки у Санникова фактически не существовало. На агентурную работу, основу деятельности любой спецслужбы, отпускались столь незначительные суммы, что говорить о реальных и успешных действиях вообще не приходилось. К этому следует добавить почти полное отсутствие опытных кадров.
В армейских штабах и не помышляли о том, чтобы брать на службу контрразведчиков царской армии — выходцев из охранных отделений или Корпуса жандармов. Эффект, порожденный кампанией дискредитации политической полиции в период нахождения у власти Временного правительства, продолжал действовать, настолько мощная волна недоверия зародилась тогда даже в умах военных. Единичные случаи зачисления в Добровольческую армию жандармов, конечно, были, но они, в основном, служили не по своей основной специальности.
Как видим, в этом вопросе и белые, и красные власти придерживались единой точки зрения.
Что уж говорить о жандармах, если сам генерал Батюшин, бежавший из Петрограда 25 декабря 1917 года и в начале января уже прибывший в Новочеркасск, не получил должного назначения. И это при том, что он обратился напрямую к своему патрону — генералу Алексееву, а затем Антону Ивановичу Деникину, преемнику умершего организатора Добровольческой армии, однокашнику Батюшина по академии Генерального штаба. Самое большее, что ему могли предложить, — это должность управляющего делами Комитета снабжения армии, а вскоре прогнали и оттуда. Господа Рубинштейны, Гепнеры и K° умели мстить. К работе в контрразведке Батюшин уже никогда не возвратится.
Присяжные поверенные, бывшие студенты юридических факультетов, учителя и инженеры, надевшие погоны в Первую мировую войну, а также строевые офицеры — вот кто составил костяк белогвардейских спецслужб. Их спасало только то, что профессионалов не было и на противоположной стороне.
Реальной силой в Одессе обладали французские интервенты и, соответственно, их спецслужбы, возглавляемые майором Порталем.
Естественно, почва для сотрудничества между белогвардейской и французской контрразведками была. Они, что называется, на своей шкуре убедились в действенности большевистской пропаганды, на которую коммунистический центр в Москве не жалел денег. Поток воззваний к французским и греческим солдатам шел и из Константинополя, где большевикам удалось создать неплохую полиграфическую базу и наладить транспортировку печатной продукции в Одессу.
На 2-й областной большевистской партийной конференции секретарь обкома Иван Смирнов-Ласточкин призвал удесятерить усилия по разложению войск противника, и все присутствующие поддержали докладчика. Еще в Москве, перед убытием на подпольную работу, Ласточкину указали, что следует создать специальную организацию для работы в войсках интервентов. Так появилась воспетая в историко-революционной литературе Иностранная коллегия, состоящая из национальных секций: французской, сербской, польской, румынской и греческой. В Одессу по заданию ЦК РКП(б) прибыла французская коммунистка Жанна Лябурб и энергично включилась в пропагандистскую работу. Под влиянием большевистской агитации французские войска действительно стали постепенно разлагаться, что в высшей степени нервировало их командование.
Начальник штаба французского контингента полковник Фрейденберг и начальник 2-го бюро (разведка и контрразведка) майор Порталь беспрерывно посылали в Париж донесения об усилении брожения среди военнослужащих.
Имея опыт совместной работы с резидентурой 2-го бюро французского Генштаба в Петрограде, Орлов быстро наладил контакт с руководителями разведки и контрразведки интервентов. Последние, надо полагать, навели справки в своей штаб-квартире об Орлове и, несмотря на то что в Париже его подозревали в работе на немцев, согласились на совместные действия против большевиков. Им просто некуда было деваться, поскольку угроза восстания французских воинских частей была совершенно реальной.
Руководитель подполья Иван Федорович Смирнов (псевдоним Ласточкин) докладывал командованию Красной Армии на Украине: «В городе выходит газета «Коммунист» на русском, французском и польском языках. Предполагается выпустить сербскую газету (для нее собирается материал)». Тираж французского издания — 5–6 тысяч. Массовым тиражом печатаются листовки. Авторами многих статей зачастую являлись сами французские матросы и солдаты, распропагандированные подпольщиками. Газета «Ле Коммунист» выходила под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь?», и в ней пестрели заголовки «Протестуйте против интервенции», «Братайтесь с нашей Красной Армией, которая не желает войны», «Требуйте вашего возвращения на родину!»
Французская секция Иностранной коллегии становится главным объектом для контрразведки интервентов. В этом ей усиленно помогает и Орлов, но круг его интересов значительно шире — в него входит также Ласточкин, подпольный обком и его отдельные структуры, включая упомянутую Иностранную коллегию и большевистскую контрразведку.
Да и как могло быть иначе? До Орлова дошла информация, что работники коллегии уже поговаривают о восстании сухопутных и военно-морских частей оккупантов. К чему могло привести восстание, если дать ему произойти, ни белогвардейскому командованию, ни французским военным чинам объяснять было не нужно.
И Орлов активизирует работу. Благо, что новый обер-квартирмейстер штаба полковник Неймирон понимает нужды контрразведки. В соответствии с подробным докладом начальника КРО, согласованным с полковником, командующий утвердил новое штатное расписание. Число сотрудников наружного наблюдения увеличивалось более чем в четыре раза. Выделялись также дополнительные деньги на агентурные потребности.
Однако разработка подполья — дело не простое. Только 1 марта совместными усилиями Орлова и французской контрразведки удалось установить явочную квартиру Жанны Лябурб и арестовать ее. Одновременно были задержаны еще несколько деятельных членов Иностранной коллегии. Десять человек после допросов с пристрастием французы расстреляли, поскольку они являлись военнослужащими, нарушившими присягу, и перешли фактически на сторону врага.