На следующий же день я срочно по условленному паролю позвонил в Полпредство, вызвал своего товарища Михаила на внеочередную встречу. По тому, что я не подошел к нему, товарищ Михаил понял, что произошло что-то серьезное. Мы долго колесили по городу и, наконец, запутав следы, встретились. Я рассказал ему о том, что слышал от Орлова. Вскоре, в связи с явным провалом, Михаил был отозван в Москву…»
К 1927 году Крошко настолько завоевал доверие Орлова, что последний стал оставлять его одного в своей квартире, разрешать пользоваться добытой информацией.
Поэтому резидент Гольденштейн дал следующие указания своим сотрудникам Игорю Лебединскому (оперативный псевдоним Игорь) и Дмитрию Смирнову (фамилия по прикрытию Козловский): провести обстоятельную встречу с агентом A/З и поручить ему снять слепки с ключей от квартиры Орлова, шкафов и сейфа, где хранились важные для чекистов материалы.
Агент сработал как всегда отлично. Дождавшись очередного отъезда Орлова к жене в Макленбургское имение, он открыл изготовленными в резидентуре ключами все хранилища с бумагами и изъял все, что могло уличить хозяина дома в изготовлении фальшивок. Среди доставленных к Доктору материалов имелись заготовки писем, изобличающих американских сенаторов Уильяма Бора и Джорджа Нарриса в получении денег от советского правительства.
Именно эти «документы» резидент ИНО ОГПУ и его ближайшие сотрудники положили в основу информационной базы операции «Фальсификатор».
Можно предположить, что последняя фаза операции была бы реализована еще осенью 1928 года, однако этому помешал провал агента A/З.
Следует отметить, что агент далеко не всегда выполнял рекомендации работников резидентуры по соблюдению мер безопасности, действовал подчас на свой страх и риск, надеясь на приобретенный опыт тайной борьбы и актерские способности.
A/З самостоятельно организовал и провел ряд мероприятий по дискредитации Орлова и дал серьезные поводы последнему для обвинений в связи с советской разведкой.
Получив тревожные сигналы, резидент срочно вызвал из отпуска Дмитрия Смирнова, у которого A/З находился на связи, и после его прибытия они разработали схему вывода агента в СССР.
Вскоре Крошко-Кейт уже садился на пароход «Герцен», предъявив пограничному наряду паспорт на имя советского гражданина Сидорова.
В конце сентября 1928 года A/З благополучно добрался до Ленинграда.
Операция «Фальсификатор» была приостановлена, но, как оказалось, ненадолго.
Чуть больше месяца прошло со времени бегства Крошко, и вот, совершенно неожиданно для чекистов, в приемную Полпредства СССР в Берлине пришла молодая немка и, не говоря ни слова, передала дежурному конверт. В нем оказалось письмо бывшего сотрудника резидентуры, невозвращенца Михаила Якшина (он же Карпов, он же Повлановский).
Предатель сообщал, что оказался в тяжелом финансовом положении, раскаивается в содеянном и с целью реабилитации, а также получения от «коллег» денежных средств готов публично разоблачить Владимира Орлова.
Через несколько дней сам Якшин вышел на связь и состоялась его встреча с сотрудником посольской резидентуры Алексеем Никульцевым.
После короткой беседы договорились встретиться еще раз. Однако Якшин как в воду канул. Агенты резидентуры, конечно же, отыскали беглого разведчика и выяснили, что он раздобыл немного денег, временно отбился от кредиторов и намерен, шантажируя Орлова, вынудить того оплатить все векселя.
Доктор решил завершить разработку Орлова, используя сложившуюся ситуацию.
Мы уже упоминали, что Владимир Григорьевич хранил несколько материалов, компрометирующих американских конгрессменов.
Кстати говоря, даже в ходе следствия и судебного процесса над Орловым не удалось доказать его причастность к изготовлению этих фальшивок, и немецкие власти остановились на том, что он приобрел «документы» у других лиц.
Скорее всего, информация о сенаторах-коррупционерах дошла до Орлова из Парижа, где еще в 1927 году публиковались в эмигрантской и французской прессе сведения о контактах представителей Кремля с американскими законодателями, и те, вероятно получив значительные суммы, стали лоббировать установление дипломатических отношений между СССР и США.
Через одного из агентов резидентуры удалось создать ситуацию, когда Якшин познакомился с американским журналистом Кникербокером и предложил ему «документы», подтверждающие связь сенаторов с советскими властями.
Первоначально корреспондент не «клюнул на удочку» беглого чекиста, но решил посоветоваться с некоторыми своими знакомыми. Сначала он переговорил с пресс-атташе советского Полпредства Штерном, не зная, естественно, что тот привлечен Доктором к операции по Орлову.
Штерн посоветовал Кникербокеру провести журналистское расследование и публично разоблачить шайку фальсификаторов во главе с Орловым и Якшиным.
Вторым контактером американского репортера оказался заблаговременно подведенный к нему агент резидентуры A/1 — бывший гвардейский полковник. Кникербокер получил «исчерпывающую» информацию относительно деятельности Орлова в эмиграции по изготовлению фальшивок и торговле ими. Кроме того, агент «конфиденциально» сообщил о разведывательных акциях бывшего следователя против Германии по заданиям французских спецслужб. Расчет резидентуры был прост — Кникербокер доведет полученные от A/1 сведения до немцев и при их поддержке осуществит свое расследование, а затем и разоблачение Орлова.
Так и произошло.
Одновременно A/1 подготовил и направил в Полицай-президиум доклад от имени монархистов, приверженцев великого князя Кирилла Владимировича.
В докладе отмечалось, что Орлов, будучи последователем франкофила великого князя Николая Николаевича, ведет работу не только по дискредитации кирилловцев — сторонников Германии, но и занимается разведкой в пользу французского генерального штаба.
Так страсть Орлова к пополнению своего архива, фабрикация основанных на ложной информации документов для французской и польской спецслужб, участие в склоках между эмигрантскими группировками создали благоприятную базу для чекистской операции. При попытке продать порочащую американского сенатора фальшивку и другие сфабрикованные материалы криминальная полиция арестовала Сумарокова. Вслед за этим был проведен обыск на квартире Орлова, найдена часть его архива, а в газетах появились сообщения об обнаружении «фабрики фальшивок». Владельца архива взяли под стражу в тот же день.
С марта по начало июля 1929 года длилось предварительное расследование. Советская и германская коммунистическая пресса подняли страшный шум, требуя от властей примерно наказать «фальсификаторов», эмигрантские газеты были несколько сдержаннее, но четко обозначили свою позицию — подделыватели документов действовали только на свой страх и риск, опозорили идейную эмиграцию, и поддержки им ждать не следует. Заметим при этом, что в газетах русского зарубежья тоже работали связанные с ОГПУ люди. Но это к слову, а не в оправдание Орлова. В борьбе с советской властью и Коминтерном он в последние перед арестом годы считал возможным использовать любые приемы. На изменение Орловым методов деятельности повлияло расцененное как предательство раскаяние перед советским судом давнего знакомого и соратника Бориса Савинкова, исчезновение в России партнера и близкого приятеля Сиднея Рейли, компрометация коммунистами и уход с поста в Государственном комитете по обеспечению общественной безопасности Вальтера Бартельса. И, конечно же, финансовые трудности, далеко не личного характера.