Приведем фрагмент из письма Орлова Бурцеву, написанного в конце зимы 1925 года: «Я тут собираюсь действовать методами большевиков и оттолкнуть в сторону все рассуждения об этичности или неэтичности моих действий, почему и перехожу на активизм и выхожу из комнатной работы на улицу. Посмотрим, что выйдет. Несомненно, в газетах скоро появятся описания некоторых событий, и я, после совершения некоторых действий, сообщу Вам подробности. Я вполне уверен, что Вы по ознакомлении с делом станете на мою сторону, т. к. предполагаемые и разрабатываемые действия подрежут большевикам корни в Европе».
А подрезанными оказались корни у Орлова. Он решил в одиночку или пусть даже с группой единомышленников (если таковые у него были) переиграть ОГПУ, которое уже провело операцию «Синдикат-2», сковало наиболее активную часть эмиграции по операции «Трест», но самое главное, что его сотрудники имели за собой поддержку государства, основы которого чекисты защищали в большинстве своем идейно.
Десять дней длился суд. Сумароков пытался поначалу валить все на Орлова, но потом сник и признал, что надумал продать фальшивки американскому журналисту лично, без влияния «содельника». Дело рушилось. В последний день суда прокурор вынужден был признать, что отказывается от основной части обвинений. Суд учел, что Орлов не использовал фальшивки для публичных целей, вреда они не нанесли (разумеется, для Германии). Его признали виновным только в попытке совершить мошенничество и так же, как и Сумарокова, приговорили к четырем месяцам тюрьмы, которые поглощались заключением в период предварительного следствия. Из зала суда Орлов направился домой, а защитник по его просьбе обжаловал судебное решение. Самого страшного с Орловым не произошло, поскольку, не имея немецкого подданства, проживая на «птичьих» правах по так называемому нансеновскому паспорту, он мог быть выдворен из Германии и выдан советским властям, чего тайно добивались чекисты.
Все немецкие газеты пристально следили за ходом процесса над Орловым. Как сообщали репортеры, в зале суда яблоку негде было упасть. И это немудрено. Дело из чисто уголовного, вне всяких сомнений, превратилось в политическое. Ясно, что германские власти испытывали определенное давление со стороны советского посольства и, не желая повредить пока еще успешно развивающимся отношениям с Москвой, довели расследование до судебной стадии. А тут началось — защита потребовала вызова в качестве свидетелей сотрудников берлинского Полицай-президиума и чинов Государственного комитета по охране общественной безопасности. Обнаружились интереснейшие подробности оказания безвозмездной помощи Орловым в выявлении нелегальной деятельности Германской компартии и представителей Коминтерна. Одновременно было установлено, что Сумароков-Павлуновский тоже работал на тайную полицию, но за деньги, причем снабжал ее в последнее время чистой «липой». Вскрылась неприглядная картина нечистоплотной конкуренции германских спецслужб между собой. О разгоревшемся скандале наверняка детально знали чекисты, поскольку опубликованные в последнее время факты свидетельствуют о наличии в Полицай-президиуме их агента — Вилли Лемана (Брайтенбах). Это давало возможность корректировать проводимые мероприятия, нагнетать обстановку вокруг процесса.
То, что Орлова хотя и осудили, но выпустили в зале суда, не расстроило работников ОГПУ. Своей цели они достигли: Орлов теперь уже в судебном порядке признан мошенником, у него конфискована часть злополучного архива. Но самое главное — от осужденного отвернулись многие эмигранты, для сохранения своего реноме считавшие за благо открыто не общаться с ним. Эмигрантская пресса сразу отделила Орлова от «добропорядочной и высоконравственной» беженской публики.
Имелся и побочный эффект, на который чекисты, может быть, и не рассчитывали, — решением высших германских властей был упразднен Государственный комитет по охране общественной безопасности: одним органом, надзиравшим за работой резидентур советских спецслужб, стало меньше.
Многие немецкие газеты, не имея конкретных фактов, но исходя из анализа обстановки на процессе и оглашенных в зале суда сведений, пришли к правильному, по сути, выводу, что без «руки Москвы» здесь не обошлось. В одной из статей говорилось: «Сражен Чекой с помощью американского журналиста Кникербокера по приговору берлинского суда самый опасный и неумолимый противник большевиков». Другой журналист выразился еще более определенно: «Процесс против Орлова является победой Чеки в Германии».
Ну а что же сам Орлов? Через адвоката он подал прошение о повторном рассмотрении его дела судом высшей инстанции, но, предчувствуя, что изменений добиться будет крайне сложно, решил не форсировать рассмотрение ходатайства, засел в своем загородном доме и закончил свою первую книгу. Естественно, Орлов торопился, судя по некоторым подготовительным материалам, книга должна была быть полнее, точнее и, если хотите, лучше литературно обработана. Но, не успей он издать свой труд до повторного рассмотрения дела в суде, книга могла вообще не увидеть свет. Ярлык фальсификатора прочно уже приклеился к Орлову, и хозяева типографий явно не горели желанием печатать заклейменного судом мошенника. Позднее с большими трудами, при помощи старых знакомых удалось протолкнуть в печать, пусть и в существенно сокращенных вариантах, еще две книги: в Англии — «Секретное досье», а в США — «Подполье и Советы». К концу 30-х годов, по имеющимся у нас сведениям, уже были готовы два объемных тома о красных дипломатах, но они так и остались в архиве Орлова.
Как и ожидалось, повторное рассмотрение дела ничего не дало. Приговор был оставлен в силе. Кроме того, германские власти принудили его покинуть страну. При поддержке Владимира Бурцева Орлов получил разрешение на проживание в Бельгии по нансеновскому паспорту.
Брюссель — далеко не самый оживленный эмигрантский центр. Представителей активного крыла здесь практически не было, а те, кто относился к их числу, не интересовались знаниями и опытом Орлова. Все последующие годы он занимался лишь писанием антибольшевистских статей да обличением устно и через печать некоторых эмигрантов и целых их организаций в сотрудничестве с Советской властью.
Как ни странно, он, не ведая о том, действовал в русле чекистских мероприятий, выступал в роли незавербованного агента. Чего, например, стоит его жесткая позиция в отношении «Братства русской правды», (БРП) разработку которого усиленно вели иностранный и контрразведывательный отделы ОГПУ.
В составленной им справке «О деятельности Верховного круга БРП» Орлов изобразил эту организацию как чисто разведывательную, служащую интересам одних иностранных держав против других, а вождей ее — людьми, совершенно забывшими о России и утратившими идейную основу своей деятельности. Распространявшаяся в виде статей и писем на имя известных эмигрантских деятелей орловская информация внесла раскол между БРП и РОВС, а следовательно, раздробила хотя бы на время их акции против СССР.
В письме Верховного круга БРП к Владимиру Бурцеву — вечному арбитру в эмигрантских спорах и ссорах — говорилось, что Орлов чернит не только руководство организации и прежде всего Александра Кольберга — «брата номер девять», но и ее саму, называет «шпионской немецкой фирмой», разглашает в переписке имена известных ему «братьев», ставя их под удар чекистов.
Боролся Орлов и с русскими фашистами, и с другими антикоммунистическими группами, одних обвинял в пассивности, других — в заискивании перед большевиками. Словом, он действительно стал «чужим среди своих».
Недруги платили ему взаимностью и наконец, собравшись с силами, нанесли Орлову ответный удар. В сентябре 1936 года русский писатель и эмигрантский журналист Александр Валентинович Амфитеатров в газете «Возрождение» опубликовал довольно объемную статью под кричащим заголовком «Орден Иуды Предателя», полностью посвященную Орлову. Образно говоря, статья явилась последним гвоздем в крышку гроба бывшего судебного следователя и разведчика. Дело в том, что Амфитеатров тоже состоял в «Братстве русской правды». Его подручные — «братья» подготовили для статьи неплохую фактурную базу, сознательно исказив или не проверив сведения из биографии Орлова, начиная чуть ли не с босоногого детства.