— Да, слишком уж долго вы, Касьян Касьянович, агитировали меня за Советскую власть.
— Ну, — развёл руками Манько.
— А я не так давно признавался Прокопу Ивановичу, как к ней отношусь. Так что…
— Не обижайтесь, товарищ Зазыба. Кстати, вот вы меня называете по имени и по отчеству, а я вашего имени не знаю. Давно уж слышу ото всех — Зазыба да Зазыба…
— Денисом меня зовут, а батька был Евмен.
— Значит, Денис Евменович. Вот и познакомились напоследок.
— Погодите-ка, — остановил секретаря райкома Зазыба. — Мне тоже у вас надо кое-что выяснить.
— Давайте.
— Тут объявился недавно Чубарь, знаете, председатель наш. — Где он?
— В Мамоновке.
— Прячется?
— Да.
— Правильно делает. Пускай ещё немного выждет. Скоро должен вернуться в район наш партизанский отряд. Мы его ждём уже несколько недель. Вот тогда и Чубарь ваш пускай присоединяется. Тем более что с самого начала предполагалось сделать его одним из бойцов отряда.
— Хорошо, я ему передам. Ну, а чья работа — паровоз у Белынковичей?
— Наша.
— Я так и подумал, что не сама по себе взорвалась под ним мина.
— Просто так ничего не бывает, Денис Евменович, — бодро и чуть хвастливо сказал Манько и по-свойски хлопнул Зазыбу по колену. — Кстати, Захар говорил, что вы со своими веремейковцами тоже вроде бы ездили туда на лошадях? Значит, все видели. Как оно? Как ваше впечатление? Словом, расскажите, какие результаты от взрыва?
— Результаты? — усмехнулся Зазыба и почесал в затылке, явно пытаясь таким образом смягчить впечатление от своей усмешки. — Знаете, есть такая прибаутка: убить зайца не убили, а шуму много наробили.
— Даже так?
— Нет, я не в том смысле, — спохватился Зазыба. — Я говорю, что… Одним словом, эшелон вам не тот попался. Четыре вагона с мукой. Даже никого не напугали.
— Но ведь паровоз повредили?
— Это так. А вот если бы ещё и немцев… А то муку они заставили нас перевезти в Белынковичи на станцию, этим все, сдаётся, и кончилось. <
— Ничего, другой раз лучше прицелимся.
— Да уж надо бы…
— А что люди там говорили?
— Большинство склонялось к тому, что мина осталась ещё от Красной Армии.
— Можете говорить теперь, что это не так.
— Я и сам подумал — не иначе кто-то нынче подложил её, эту мину, под рельс. Прямо на душе легче стало. А накануне ещё Захар мне шепнул — мол, ждут тебя в Гонче. Потому я и подумал, что диверсия местная. Во всяком разе, начало есть.
— А теперь — лично вам задание.
— Какое?
— Не волнуйтесь, старостой в Веремейках вам не быть. Слишком известный вы человек, чтобы использовать вас на такой должности. Тут может и наоборот получиться, односельчане ваши небось сразу подумают — раз красный орденоносец пошёл на службу к немцам, так, считай, все пропало, нет возврата Советской власти. Ну, а дальше как нам быть с вами, покажет время. Бог не выдаст — свинья не съест. Так, кажется, говорят?
— Так.
— Я вот что имею в виду, говоря про задание. Оно не совсем конкретное, но… Словом, райком партии собирается провести во всех населённых пунктах накануне седьмого ноября, как и до войны, торжественные митинги. В Веремейках за проведение митинга будете отвечать перед райкомом вы, Денис Евменович. Подумайте также, кого поставить у вас старостой. Надо либо опередить с этим немцев, либо уж тогда, как они сами надумают проводить выборы, выдвинуть выгодную для нас кандидатуру. Словом, человек для подобного дела нужен серьёзный и надёжный. Есть у вас в деревне такие?
— До сих пор был один, но…
— Тоже к немцам потянуло?
— Нот, просто помер.
— А-а… А я не знал его? Зазыба назвал Вершкова.
— Нет, о таком не слышал. Но вы все-таки подумайте ещё, кому можно довериться. Да не очень сужайте круг поисков. Надо учитывать, что в военное время человек стоит большего, чем про пего до сих пор думали.
— Добра.
— Ну, а полицейский? Что он за человек? Видать, подлюга, раз сам напросился в полицию?
— Вы о Браво-Животовском?
— Фамилии не помню, но о том, что сам пошёл в полицию, нам известно. В конце концов теперь не в фамилии дело. В человеческой сущности.
— Сущность его поганая, — сказал Зазыба. — Правда, он все ещё будто в нерешительности живёт. Открыто ничего плохого в деревне не делает. Однако службу несёт исправно. Думаю, что он-то и есть в Веремейках глаза и уши бабиновичского коменданта. Мне довелось как-то остаться с ним один на один, на совещание ехали в Бабиновичи, дак поговорили немного. Опасный тип. Кроме того, обыкновенный хитрюга, доложу вам. Мужики наши говорят, что признавался по пьяной лавочке — в гражданскую служил у батьки Махно, а потом все время заметал следы. Вообще-то он не здешний. У нас появился уже чуть ли не в конце двадцатых годов. Ну и пошёл в примаки к одной солдатке, её прежний муж тоже в гражданскую в Красной Армии воевал.