— Придётся за этим вашим…
— Браво-Животовским.
— Вот так имечко!…— покрутил головой секретарь райкома. — Видать, не только человеческий ум изобретал такое сочетание, не иначе нечистая сила тоже постаралась. Так придётся за этим Браво-Животовским последить, а там, если не одумается, и…
— Надежды нет, чтобы одумался. Вот если бы фронт в обратную сторону покатился…
— Ну, тогда они все иначе себя поведут. Все побегут к нам, конечно, кому не поздно будет, если кровью себя не замарают. Но пока наши все ещё отступают, на это рассчитывать не приходится.
Все было переговорено, и Манько поднялся со скамеечки.
— Словом, Денис Евменович, — закончил он, уже стоя, — подпольный райком хочет, чтобы вы по-прежнему оставались в Веремейках хозяином положения. Может, даже в большей степени, чем до сих пор.
— Хозяином — не хозяином, однако… Добра, я вас понимаю.
— И вот ещё что, Денис Евменович…— Опустив голову, секретарь райкома помолчал немного, потом поднял глаза на Зазыбу — переносица у него была тонкая, и от этого, казалось, что глаза на лице слишком близко посажены, — и уже не отводил их до конца. — Нас тревожит немного ваш сын.
— Как это? — беспокойно дёрнул плечами Зазыба.
— Очень не хотелось бы, чтобы он натворил глупостей.
— А-а, вот вы о чем.
— Ну, что раньше было, теперь вспоминать поздно. Степень его вины тоже, считай, не установлена, и вряд ли надо это делать. Я уже говорил — придёт время, и во всем, что было не так, разберутся. А теперь — камни из-за пазухи вон! Теперь важно не дать человеку шатнуться куда не надо. Одним словом, Денис Евменович, вы — отец его, и вам за него отвечать.
— Да уж так, — кивнул Зазыба, вспомнив, что сам не однажды думал об этом.
— Разумеется, — рассуждал дальше Манько, — предатели — они тоже различаются в общей своей массе. Одно дело, когда изменником становится человек неграмотный. Недаром же товарищ Ленин говорил, что неграмотный человек аполитичен. Собственно, с него, может быть, и требовать нечего. Хотя, с другой стороны, предательство никому не прощается. Иное дело, когда человек образован. От его измены общество получает куда больше вреда. Ну, а ваш сын, ко всему прочему, — человек пишущий.
— Я скажу ему.
Зазыбова готовность как будто смутила секретаря райкома. Он побуравил его своими тёмными глазками, потом решительно подытожил:
— Нет, этого делать не нужно. Пока ещё рано. Говорите с ним от своего имени, как отец и советский патриот. Но не исключена возможность, что придёт время — и подпольный райком обратится и к нему.
— Тогда, может, и Чубарю не говорить про вас?
— Почему же? Чубарь — дело совсем иное. Чубаря мы знаем. Наоборот, наведайтесь к нему в Мамоновку, передайте, что видели меня, что с возвращением в район партизанского отряда ему надлежит вступить туда бойцом. Ну, а теперь прощайте, до следующей встречи, мне уже пора.
Манько быстро сунул Зазыбе руку на прощание, но до порога, до которого было всего два или три шага, не проводил.
Когда Зазыба вышел из бани, Захар Довгаль стоял во дворе за сторожа.
— Покуда ты там разговаривал, — сказал он приглушённо, — тебя ограбили. Лодку взял кто-то. Я даже в потёмках не разглядел, что за человек. А выходить напоказ не решился. Придётся тебе, Денис, бродом идти. Переезд небось знаешь?
— Который?
— А хоть нижний, хоть верхний.
— До нижнего вроде ближе будет?
— Не очень, но ближе. Я б тебя проводил туда, показал, как у нас тут тропка идёт под обрывом, но сам знаешь — человек пока ещё на моей ответственности. Ну как, поговорили?
— Спасибо тебе. Вовремя вызвал, а то уж тоска одолевать стала.
Захар Довгаль зря тревожился, хоть и в сплошной темноте, но Зазыба не сбился со стёжки, которая по извилистому берегу привела его к нижнему переезду. Когда-то возле этого переезда Зазыба встретил белынковичского учителя Степана Мурача. Хорошо они поговорили по дороге в Белую Глину, и теперь Зазыбе подумалось, что напрасно потерял он из виду полезного человека: хоть Белынковичи, как говорится, не за горами, но по какой причине кинешься искать бывшего пленного?
Несмотря на то что оккупационные власти дали разрешение начать учебный год, в Веремейках школу пока что так и не открыли — не хватало учителей. Сначала Зазыба ещё надеялся, что из Новозерновского лагеря вот-вот вернётся в деревню Бутрыма, довоенный директор. Но надеялся зря. Никто из крестьян не собирался посылать ребят в школу: хватало для каждого дел по хозяйству.