На это Баранов, свидетель их беседы в шалаше, сказал с улыбкой:
— Митрофан Онуфриевич думает, что можно каждый день если не по эшелону немецкому под откос сбрасывать, так по автомашине с солдатами наверняка взрывать. И в такое-то время, когда ни взрывчатки, ни патронов! Гранаты, которые получили когда-то с армейского склада, мы уже использовали при одном удобном случае, теперь есть только винтовки да по нескольку патронов. Сдаётся, и на строгом счёту все было до сих пор, а как начали недавно проверку делать, так и у одного неполный комплект, и у другого. Словом, на большой риск в таком положении не пойдёшь…
— Вот так-то, — промолвил в ответ командир отряда, хотя ни Перковский, ни Баранов так и но поняли, что он этим хотел сказать.
Тогда комиссар снова улыбнулся:
— Это хорошо, Митрофан Онуфриевич, что у тебя воинственный зуд появился. Не иначе от долгого лежания.
— А что, может, и так. Может, ты как раз и прав, комиссар? Кажется, когда все время двигались, когда в пути были, даже без дел, ну без боевой деятельности — так лучше сказать, — совсем иное чувство в душе было.
— Чувство полной активности, — подсказал комиссар.
— Да, — соглашаясь, закивал головой командир отряда, — полнейшей. Конечно, тоже иллюзия. Ну и пускай. В конце концов смысл не только в том, кого догоняешь, но и в том, от кого убегаешь. А теперь вот… Боюсь, чтобы разброд в отряде не начался от бездеятельности, чтобы паши бюрократы, наши начальники не забыли, для чего они оставлены в тылу у врага. Что обычно с солдат командиры требуют?
— Ну, строевую, материальную часть…
— Вот-вот! Надо и нам, Степан Павлович, позаботиться. А то слышу здесь, лёжа в шалаше, как некоторые лишнее болтают… Так вот, комиссар, пока я лежачий и пока вы одного меня оставлять не решаетесь…
— Ну, о чем ты говоришь!…
— Погоди, погоди! Так вот, пока мне предписано лежать тут, в этом шалаше, надо налаживать нормальную жизнь в отряде. Пускай люди и строевой занимаются, пускай и материальную часть изучают, не все же без патронов сидеть будем, когда-то и до дела дойдёт, словом, пускай опытные партизаны проводят занятия хотя бы по технике стрельбы. Кто у нас служил в армии?
— Степаненко, Смирнов, кажется, Валга.
— Ну вот, пускай они и займутся делом. Необходимо разбить людей на группы и дать каждому по несколько человек. Тогда и языками меньше чесать будут. Меньше времени останется на всякие сплетни.
— А что за сплетни? — насторожённо спросил комиссар.
— Да так, — отмахнулся было Нарчук. — Демагогия.
— А все-таки?
— Да как в первую ночь, когда блуждали по своему району. Мол, и это не так, и то надо было бы иначе делать. Словом, демагогия. Хотя, с другой стороны, во всякой болтовне смысл определённый есть.
— Ничего странного, — сказал на это комиссар, — собрались вместе люди, которые и до сих пор могли на любую тему порассуждать. Любую идею не только укрепить могли, но и расшатать. А с нашим партизанским делом и вообще пока мало что. Поэтому…
— Я вот о чем думаю, комиссар, — не дал ему договорить Нарчук. — Пока мы остаёмся на месте, надо наладить учёбу по всем направлениям в отряде. Надеюсь, товарищ Перковский тоже поможет нам, раз говорит — проходил курс в специальной школе. Как, товарищ Перковский?
Тот кивнул.
— Из тактики партизанской борьбы, — сказал он, — которая излагалась нам в школе, навряд ли что может пригодиться теперь. Очень она приблизительной была, скорее выдуманной, чем настоящей, та тактика. На практике все оказалось иначе. По крайней мере, условия здесь, на оккупированной территории, уже за этот, короткий срок, мало похожи на те, о которых говорилось. Всем, кто будет подыматься па борьбу, придётся проходить новую школу этой борьбы. В каждом отдельном случае — разную. Все с новыми и новыми деталями. Наверно, вы сами могли убедиться, насколько велико расхождение между тем, что мы ждали увидеть в тылу у врага, и тем, что увидели на самом деле?
— Это так, — сказал Нарчук.
— Ну, а что касается всего остального, менее значительного, то я готов помочь вам. Например, у нас в школе были хорошие преподаватели по взрывному делу.
— Взрывать нам пока что нечего, вернее, нечем, — усмехнулся командир отряда, — хотя, конечно, настоящая наука никогда не пропадёт понапрасну. Не сегодня, так завтра пригодится. А вот о нынешнем положении в стране рассказать надо…
— Это тоже не очень-то простая задача. Нет не только точной информации, но и вообще никакой. Последнее время приходится слухами пробавляться. Одни принимать, потому что сам видишь — правдивые, другие отбрасывать. И тоже иной раз всего только потому, что нет точной информации.