Гул нарастал, железная птица прогрев двигатели набирала скорость, после минутной тряски, у всех заложило уши. Самолёт взлетел.
В зоне турбулентности, борт круто затрясло. Лицо женщины посерело, мигрень и рвотные позывы все-ещё приносили сильный дискомфорт. Спазмы облегчила лишь поза лотоса.
― Вот ты, Кадди, как бы поступил, если тебе жить осталось от силы месяцев шесть, что бы сделал? ― спросила Илона, потерев пальцами виски.
― В смысле? — растерялся араниец, — если бы я точно знал, когда умру?
― Почти, ты бы просто знал, что больше этого срока тебе не протянуть, плюс-минус месяц и ты труп, абсолютно точно.
Каддан озадаченно пожал плечами.
― Не знаю, если бы была возможность, провел остаток дней с семьёй.
― Вот и я об этом подумала тогда в больнице. В те дни занималась в секции, и в одну из тренировок потеряла сознание, очнулась уже в палате. Сделали мне КТ и диагноз объявили — женщина запнулась на пару секунд, следующие слова произнесла сдавленно, словно они — острый нож, кромсали плоть воспоминаний, — рак легких третьей, поздней стадии.
― Неоперабельный? — удивился собеседник.
― Да, опухоль поразила нижнюю долю правого легкого. Док сказал, мне с ней жить осталось не более полгода максимум, точнее он сказал это родителям, а я узнала потом. Представь, что чувствует семья, когда за мгновение любимая дочка перерождается в ходячий труп, как бомба с часовым механизмом, где в конце вместо взрыва- смерть. Тик-так, каждый сраный день. Что уж говорить, когда сестренка, всю жизнь считавшая меня «маминой ошибкой» рыдала как последняя сучка.
― Жуть, — заключил Каддан, — сколько тебе тогда было?
― Зима восемнадцатого, двадцать один год.
― Такая молодая, даже представить не могу, что ты тогда чувствовала. ― араниец одарил собеседницу сожалеющим взглядом.
― Чувства разные, но главенствовало конечно же отчаяние. В те времена, я обладала роскошными волосами, мое наследие от бабки, нежно-медовый оттенок всем на зависть, так их любила — с ностальгией воскликнула женщина, — приходилось, правда, постоянно ухаживать, специальные шампуни покупать, сыворотки, кремы, бальзамы, тонны разных средств, но оно того стоило, шевелюра выглядела как у моделей со страниц модных журналов. Вот, а док прописал шестнадцать химиотерапий, чтобы хоть чутка оттянуть неизбежное, прикинь! Естественно я послала их всех!
― Из-за волос, это что, шутка?!
― Кади, ты знаешь, как действует химеотерапия? Блюёшь дальше чем видишь и становишься лысеньким как яйчишко. Ладно бы еще
выхлоп какой, но я никогда не была оптимисткой, конец один. Поэтому лучше отойти при параде, молодой и красивой. Вообще эта хрень не из дешевых, каждая химия обошлась бы по восемьдесят тысяч дэйнеров, отец, даже бизнес собрался продавать, чтобы оплатить процедуры, но какой в этом всем смысл, просуществовать на годик подольше, шпигуя организм ядохимикатами? Отставить! Но еще кое-что меня тогда волновало. В ближайшее время, я буду приносить своей семье только горе. Все эти гребаные взгляды сочувствия и жалости, прям как ты сейчас на меня смотришь. Вроде еще живая, но все тебя уже похоронили, просто пытаются еще немножко насладиться твоей компанией. Ради этого готовы все продать. И что, обратно вернуться к дырявому корыту ради вшивых месяцев, которые уже ничего не изменят?
― Ну и бред! — Каддан покачал головой, — ты для своих родителей, самое дорогое существо, я это говорю, как отец у которого есть сын! Окажись на месте твоего, я бы даже последние портки подороже загнал! Сейчас все бы отдал, чтобы хоть на минутку его увидеть!
― Возможно, ты и прав, но в двадцать один немного по-иному смотришь на вещи, — женщина, поправив повязку на голове, продолжила, — у меня появилась идея, как тогда казалось, весьма правильная мысль. Если исчезну из их жизни сразу, они погорюют конечно, поплачут, но в конце концов успокоятся и забудут, время лечит. Ведь, когда у тебя гангрена руки, лучше её сразу отрезать, а не обкалывать обезболивающими, понимаешь? Прикинув то и сё, самой очевидной идеей оказалась уйти на войну, которая так вовремя началась с Мидлонами. Первый этап семилетки. Какой смысл бояться смерти на поле боя, если ты уже мертва?
― Железная логика, — саркастично подвел Каддан, — тупее идеи я в жизни еще не слышал!
Проигнорировав его замечание, Илона продолжала:
― Так, в раннее февральское утро, собрала свои небогатые пожитки и сбежала из дома, направилась прямиком в призывной пункт, — раеоонка улыбнулась, — записалась добровольцем, не в санитарки, не в связь, а прямиком в пехоту, чтобы уж наверняка. Медкомиссию прошла без проблем, им там вообще пофигу было, главное бумажку подпиши. Правда, с их начальником скандал знатный вышел, но я умею быть настойчивой. Но шевелюру вот, всё же пришлось сильно укоротить. Итог- мечта идиота осуществилась, в середине марта, после ускоренных кмб, нас отправили в Мидлоны.
― А как же родители и сестра, ты с ними даже не попрощалась?
― Оставила записку, сказала, что все кончено и чтоб они меня не искали, как можно быстрее забыли, для их же блага, что-то в этом роде, — женщина глотнула из фляги, — так начался боевой путь в царице полей. И, знаешь, он мне понравился. Из этого гадюшника лицемерия я попала в идеальное общество, уверена ты меня поймешь. Общество, где нет ни бедных ни богатых, тебя кормят, одевают, согревают, дают жильё, рабочий инвентарь, всё распределяют по потребностям, а похороны, медицина и транспорт оплачивается государством. Гребанная утопия, не так ли?
Каддан одобрительно хмыкнул.
― Тем не менее, товарищи восприняли меня скептически, пришлось очень сильно стараться, чтобы стать своей. Это был долгий и мучительный процесс, длившийся месяцы, и поимевший окончательный успех лишь после вступления в разведку. Полагаю, что под Аэнорой я стала тем, кто я есть сейчас- равной среди равных. Был у меня еще один туз в рукаве- это осознание, что непременно скоро Илона Авонави станет жмуром, если не от пули, то от рака. Осознание осознанием, но страху не прикажешь, после двух месяцев боёв мои волосы постепенно начали терять этот особый медовый оттенок, все стало белеть, даже брови с ресницами.
― Грибов меньше жрать нужно было! — воскликнул Алеан, набирая карты из колоды.
― Пошел ты, это было еще до грибов! И не перебивай, видишь, я тут историю рассказываю! — наигранно возмутилась женщина, а рыжеволосый так же наигранно закатил глаза.
― Сначала было ужасно страшно, а потом адреналин затянул, стал наркотиком, его хотелось все больше, тогда уже забыла о раке, да про все забыла, осталась только война, кровавый спорт на выбывание.
― Каноничный торчок, — усмехнулся Нарнис.
― Тяжело было по людям стрелять?
― Стрелять не тяжело. Даешь себе установку, что там вдали- бездушные цели, которые нужно поражать. Первый раз вырвало конечно, но потом втянулась. Переосмысление пришло в разведке, прекращаешь подменять понятия, когда сталкиваешься с врагом лицом к лицу, язык не поворачивается назвать его целью, тем более бездушной.
― Понимаю.
― Время шло, несмотря на то, что кашель сильно доставал и боль в груди изматывала, смерть не приходила, да я об этом уже и не думала, сегодня не сдохла, но всегда есть завтра. После «Илшенарского котла»[3], где наше подразделение приняло активное участие, я получила первую медаль, воодушевившись своей крутостью, — звонко засмеялась, — написала рапорт о просьбе перевести меня в полковую разведку. Как же я потом жалела об этом … Взяли. Пока ходила в рейды, боль и кашель пропали. Далее познакомилась с этими балбесами, — Илона с теплотой взглянула на играющую парочку, — в тот самый день нашего знакомства, оказалось, что рак рассосался, вот так.
― Это как? — скептически удивился Каддан, — просто исчез?
Женщина повернулась к собеседнику и оттянула футболку вниз. Каддан ахнул, произнес с толикой сопереживания: «Оуу!».
Между чашечками бюстгальтера, удерживающими грудь солидных размеров, на бледновато-бархатной коже красовался вертикальный, сантиметров двадцать, шрам.