Газину нашли копающегося в капоте бронетранспортера. На массивном металлическом бампере покоилось множество рабочего инструмента, разложенного с великой аккуратностью, как у хирурга на столе.
― Гази, только не говори, что повозка опять не едет! — покачал головой Озан.
― Cтартер сдох. — с негодованием отозвался солдат, не отвлекаясь от дела.
― А новый достать? — включилась девушка.
― Да ладно, венорлинт, а че, так можно? — с наигранным удивлением произнес солдат и положив гаечный ключ к остальным, вытер тыльной стороной ладони высокий лоб, — Уже достал, его менять минимум час, так что сгоняйте кофе попейте, или будите остальных.
Озан смачно сплюнул на снег и произнес:
― Что не случай, так тачила постоянно сломана, рожа криворукая, — махнув рукой, повернулся к спутнице, — пошли пешком, тут квартала три, минут за пятнадцать дойдем, ребят будить дольше будем.
Венорлинт солидарно покивав, подтолкнула пленного в обратную сторону.
― Да-да-да, скатертью дорожка, умники, — в пол голоса огрызнулся Газину и вновь полез в раскрытую пасть моторного отсека.
В быстром темпе пара шагала по широкой улице заваленной мусором и обломками зданий, петляла между остовами автомобилей. Пленного вели впереди себя, уперев ствол автомата тому в спину. Майор, нежным и жалобным голосом, надрывисто на всеобщем стал рассказывать о семье, которая его ждет, а в конце повествования предложил показать семейное фото, на что получил бессердечный ответ.
― Завались нахрен, нам сказали довести тебя до штаба, но не уточнили в каком состоянии, будешь много трындеть, подобью тебе второй глаз, смекнул?
Майор замолчал, осознав, что его конвоиры отнюдь не сопляки.
― Город, как вымер, ни души… — грустно произнесла девушка.
― Все хотят спать, особенно, если не будят. Наступление еще хрен знает когда, поэтому не удивительна такая пустота поутру. Как самочувствие, кстати, грудь болит? — заботливо спросил мужчина.
― Не очень, кашель остался, но док говорил, что это скоро пройдет.
― Хорошо бы. Рад, что ты теперь с нами, да еще и в качестве комвзвода. Ты их не слушай, все что они болтают- брехня. Эта обычная должность, не будешь тупить — вернешься домой. — Искренне произнес он, а спутница с улыбкой кивнула.
Пройдя вниз по узкой улочке, процессия услышала женские и мужские душераздирающие вопли, доносившиеся из глубины соседней подворотни. Весь этот спектр звуков был приправлен веселым хохотом и одобрительными возгласами на родном наречии.
― Там что-то не так, — осторожно произнес майор.
― Ты заткнешься или нет? — с негодованием произнесла девушка и со всей силы ударила прикладом под дых пленному, тот согнулся пополам и закашлялся.
Вопли становились все невыносимей, теперь они услышали и возню.
― Даже не думай, это не наше дело, у нас приказ. Пошли.
Девушка, нахмурив брови, замешкалась, подтолкнула майора, и двинулись дальше, оставляя позади невыносимые стоны и крики.
Покрыв почти три четверти пути до конечного пункта назначения, она вновь остановилась.
― Я так не могу, это неправильно. Я просто гляну, и сразу же догоню.
― Илона, мать твою, вернись! — с негодованием потребовал мужчина, но солдаты не приказывают сержантам, поэтому девушка с автоматом наперевес, проигнорировав требование, убежала в обратном направлении.
Пройдя вглубь двора через арку дома, на пятачке между высоких стен строений, перед сержантом открылась картина действия, покрывшая всю кожу мурашками. Три бойца в раеоонской форме жестоко избивали пожилого мужчину ногами и прикладами. Слева от них, девочка в порванной почти везде одежде, пыталась отползти от этого ужаса с еле слышными теперь стенаниями. Разорванная юбка открывала заляпанные кровью ноги, как швабра, ткань оставляла за собой на снегу багровые следы. На вид несчастной можно было дать не больше четырнадцати лет. Четвертый солдат поливал её жидкостью из небольшой канистры, приговаривая что-то шепотом.
― Что тут, мать вашу происходит!? — с яростью выкрикнула Илона, чувствуя внутри смертельный ужас. Солдаты на мгновение отстранились от дела и развернулись на источник звука. По лицам, признала в них разведчиков, своих бывших товарищей из разведроты. Майор, конвоируемый сейчас в штаб под бдительным присмотром товарища — был захвачен именно этими людьми.
Один из солдат, старший сержант Фенси, бывший командир, тот самый, что устроил её посвящение в ночном рейде в лесах Аеноры несколько лет назад, сильно нетрезвым голосом и с чрезмерно наигранным удивлением произнес:
― О, Какие люди! Командир второго взвода первой тяжелой роты прорыва 1 батальона 29 особого стрелкового полка, венорлинт Илона Авонави! Ничего не забыл, Лони? Солидно! Для вас, паршивых баб, убегать к тем, у кого член больше, это обычное дело, да, дорогуша? — сержант наигранно посмотрел на корчащуюся в крови девочку рядом у ботинка, смачно в неё сплюнул.
― У тебя совсем крыша поехала, Фенси! Что ты несешь, что ты делаешь- это же мирные жители, а она вообще ребенок, они же не при чем, гребанный ты урод!
― Молчать! — негодующе проорал Фенси, — Не тебе, соплячка указывать мне и нотации читать. Стоишь тут важная такая, ты была никем и ничем, трусливой овцой, это я тебя сделал, благодаря мне ты вообще сейчас дышишь, и чем ты мне отплатила? Как только подвернулся случай, сбежала к мальчикам посолиднее, смотрите, у меня новая форма, я такая смелая курочка, а внутри ты так и осталось ссыкливой сукой, умеющей только в штаны ссаться! Все вы дырки одинаковые, главное пристроиться там, где член длинней и карман шире, — солдат посмотрел на девочку, беззвучно рыдающую и постанывающую на земле в луже крови. Один из бойцов, Лован, который недавно избивал пожилого мужчину, теперь поставил на хрупкое тело чистийки ботинок, чтобы та далеко не уползла. Фенси продолжил, — Вали отсюда, Лони, не мозоль мне глаза! Пока ты сегодня дрыхла, Ренана разорвало на минах, а Бэги прострелили шею… Да, наш Беги захлебнулся в собственной крови прямо у меня на руках. И я считаю, что в этом городе имею право отодрать каждую шалаву, рожающую этих ублюдков, которые минируют тут все и стреляют куда не надо!
― Она же просто ребенок… — прошептала Илона, голосом полным разочарования.
― Пока ребенок, но вскоре этот похотливый ребенок начнет плодить эту чистийскую мразь, которая в свою очередь будет убивать моих сородичей. Тебе этого не понять! У тя только одно на уме! Не далеко ушла от них, потрахаться с большими дядями, свалить куда потеплее. Да, неперспективные товарищи быстро забываются.
― Фенси, ты наглухо поехал, — твердо заявила девушка, в ужасе уставившись в глаза бывшего командира, полные презрения и дикой ненависти.
В следующее мгновение, сержант подошел к пожилому мужчине, тот уже представлял собой больше окровавленный кусок мяса, чем человека, и демонстративно протащив несчастного несколько метров одной рукой, бросил к девочке. Достав зажигалку, разведчик улыбнулся Илоне пренебрежительной улыбкой, зажег тусклый огонек и, прикурив от него, скинул на своих жертв.
Пламя за секунду охватило два тела. С нечеловеческими воплями они пытались потушиться, катаясь по земле, но бензин делал это действо бессмысленным. Илона, словно во сне, видела, как белая кожа на руках девочки стала чернеть, заполняясь пузырями, из неё засочилась кровь, моментально вскипая и открывая жареное мясо. Душераздирающие вопли становились все тише и тише. В нос ударил отвратительный запах, ещё несколько раз она пыталась, объятая огнем, подняться на ноги, но попытка не увенчалась успехом.
Солдаты, бывшие братья по оружию, с кем она не один раз ходила в рейды, и кто многократно спасал ей жизнь, смеялись пьяным хохотом, смеялись над тем, как живые существа агонизировали, испытывая при этом ни с чем несравнимую муку. А Илона испытывала первобытный ужас, наблюдая картину, в которой она косвенно приняла участие, никак не помешав товарищам совершить это преступление над жизнью и моралью. Все тело онемело, и вновь, почувствовала тепло, заструившееся по ноге, как и тогда, штанина неприятно прилипла к ляжке, а ботинки, словно вросли в заснеженный асфальт. На глазах, смертью, которую врагу не пожелаешь, погибли два ни в чем не повинных человека, ребенок и старик, от рук «своих».