Когда он открыл стеклянные двери, обнаружил скопление защитников около контрольно-пропускных турникетов. Те толпились вокруг чего-то, скрытого их же спинами. Приближаясь, признал Пурэ, йнезер сидел на стуле охраны с сигаретой в руках. Уман, щуплый араниец, прибывший из лагеря бримуновцев, прислонился к турникету и на переносице сложил ладони домиком.
Он заметил, что у всех присутствующих отсутствовали головные уборы. Каски и кепки покоились либо в руках, либо на коленях. Все сразу стало понятно, однако сознание продолжало упорно сопротивляться факту, уже известному всем вокруг.
Завидев раеоонца защитники расступились. В центре, на линолеуме лежало тело накрытое тканью, бывшей в мирное время атласными шторами. Нарнис опасливо и неуверенно, едва передвигая ноги, подступил к бежевому холмику. Припав на колени, понял, что под тканью женское тело, взгляд сильно замылился, чтобы вновь придать ему четкости, пришлось смахнуть влагу рукавом. Сознание включило новый уровень защиты. Может там кто-то другой!
Он боялся приоткрыть полотно, руки затряслись. Глубоко вздохнув, потянулся к уголку и резко стащил его в сторону. Немигающий взор налитых кровью глаз, устремился прямо на Нарниса. Белые волосы женщины растрепались, прилипнув к мраморной коже. Она походила на побитую, дворовую кошку. Раеоонец нежно положил ладонь на холодный, словно гипс зимой, лоб и медленно повел руку вниз, закрывая целый мир, который уже не суждено увидеть…
— Где этот чертов ублюдок, я его наизнанку выверну… — прошипел он.
— Довольно. — За спиной раздался голос Пурэ. Затушив окурок о турникет, откинул в сторону.
Нарнис поднялся, и твердым шагом направился к выходу во двор, однако, моментально был остановлен солдатами.
— Я сказал, довольно! После драки кулаками не машут, герой. — Йнезер сделал особый акцент на последнее слово. В глазах его светилось то же, что и у бойца на лестнице.
Недвусмысленный подтекст быстро нашел отклик и раеоонец рванулся в сторону Аммина, с ходу ударив того прямо в лицо. Кровь брызнула из губ «коменданта исполинов», завязалась потасовка, но серьезных масштабов ей принять не удалось. Бойцы быстро растащили участников по сторонам. Нарнис выкрикивал оскорбления, обвинял Перэ, что не вывеси тот труп «Ласки», обошлось бы без кровопролития. В свою очередь, Аммин называл раеоонца трусом, который спрятался под юбку женщины, дабы спасти свою шкуру. Градус ненависти мужчин друг к другу возрос до заоблачных показателей. Пурэ вырвался из хватки подчиненных, смачно сплюнул кровавым сгустком на пол и направился прочь из помещения приказав запереть «слизняка» в подсобке. Нарнис был взят под стражу.
Чувство острой несправедливости пылало внутри, оно так сильно довлело, что слезы бессильной ярости катились по щекам. Все вокруг считают его трусом, который променял свою жизнь, на жизнь подруги. Боль утраты почти полностью компенсировалась ненавистью к Илоне, поставившей своей выходкой его в положение малодушного негодяя. Тем не менее, видя перед собой мертвое тело, не мог более обижаться. Ведь на её месте, поступил бы также и плевать, кто и что подумает, главное спасти жизнь, а осуждение людей, которых ты никогда больше не увидишь, не такая уж и высокая плата.
Аккуратно подняв Илону на руки, под конвоем побрел в озвученное Пурэ место. Тело казалось теперь тяжелее, чем вчера, когда относил её в госпиталь. На пути в заключение, как ни странно, многие солдаты грустно кивали Нарнису, а некоторые даже легонько хлопали по плечу, произносили реплики поддержки и соболезнования на своём языке. Они понимали, что северянка своей смертью спасла более дюжины их земляков.
Возможно, это была ложь и все пленники мертвы, но сам факт возложения своей жизни на алтарь, не имея никаких гарантий, ради чужих людей совсем другой страны и ради чужих интересов, вызывал у защитников Айдит блок восхищение, распространившееся и на её спутника. Никто и не догадывался, что пленные играли для женщины второстепенную роль. Нарнис и честь — истинная цель самопожертвования.
Раеоонца запустили внутрь и захлопнули дверь. Парень грузно рухнул в угол, обнял Илону и принялся с пустым взглядом гладить белые волосы, гладить и шептать себе под нос о том, что он этого не заслужил, не достоин продолжать жизнь на костях своих друзей. Теперь нет выхода, кроме того как вернуться домой и смотреть в глаза её родителям и семье Алеана, рассказывая о том, что те больше не увидят своих любимых. Ведь не было никакого путешествия, никто не ставил палатки и не разжигал костры, не купался в Синем пределе и не пел песни под гитару. Всё обман и ложь, кроме жажды денег.
Но помимо очевидного имелось кое-что ещё. Подлинное сокровище, которое уже давно требовали их искалеченные души, выход из замкнутого круга кошмаров и рутины — смерть. Всё остальное лишь предлоги с лицемерием.
Война, как наркотик: однажды попробовав, слезть почти невозможно. Есть сильные духом наркоманы — они ложатся в клиники и борются с недугом всеми возможными способами, осознавая, какая это зараза. Пройдя реабилитацию, возвращаются к нормальному образу существования. А есть неизлечимые экземпляры, кончина от передозировки становится для них делом времени, им не дожить до глубокой старости и не увидеть рождение внуков, они умрут молодыми, пустыми и сломленными, нежась в зловонной жиже кровавого рога изобилия на пороге конца.
Как бы иронично не звучало, все они оказались теми самыми слабаками, подсаженными на роковую иглу битвы. Все они достигли очевидного и жалкого финала, кроме него, Нарниса и ублюдка Наба, но развязка впереди, не завтра, так послезавтра, через неделю, месяцы, годы.
Дверь подсобки распахнулась, на пороге стоял Пурэ. В одной руке держал бутылку таргедийской водки, самой крепкой во всех землях севера, юга, запада и востока. В другой — два стакана.
Удостоив печальным взглядом раеоонца и его павшую подругу, без прелюдий прошел вглубь комнаты и осторожно присел на деревянный ящик. Нарнис продолжал поглаживать женщину по голове молча уставившись в пустоту.
— Что Пурэ, и не претит тебе пить с трусом?
— Кто тебе голову разбил?
— Какое теперь это имеет значение.
Пурэ кивнул. Какое-то время молча изучал лицо собеседника.
— Я действительно не знал, что всё так обернется, не думал, что вывесив сучку, этот мелок сойдет с ума. Может он её дрючил, вот и сорвало клапан, но я не знал о ваших традициях и даже не предполагал, что дойдет до такого… — Аммин опрокинул стакан.
— Все мы многое не предполагали… например то, что тебя вырубят сзади, спасут твою же жизнь и одновременно её обесчестят.
Подлив водки в стаканы, Пурэ осмыслил сказанное, и окончательно убедился в своей неправоте. Ещё в холле ему показался странным затылок «труса», волосы которого слиплись от запекшийся крови. Но всё равно обвинил раеоонца, прилюдно. Ещё сто пятьдесят лет назад — этого было бы достаточно, чтобы устроить схожую смертельную дуэль, что прошла утром. Обвинить бездоказательно мужчину в трусости — пик низости для каждого уважающего себя аранийского гражданина, в особенности-офицера.
— Я был скор на слова и на расправу. Приношу свои извинения за то, что оскорбил тебя.
— Ого, йнезер умеет извиняться.
— Умеет, но делает это редко и только когда не прав. Последний раз я просил прощения у своего сына.
— И как, простил?
— Я не знаю, Нарнис, — Пурэ опрокинул ещё один стакан, — он не ответил, мой мальчик просто лежал у меня на руках, как твоя подруга сейчас, и так же как и она, был уже мертв. Мой род- это поколения воинов, и сын пошел по стопам. Командовал моей первой ротой. В Гинао ему снесли пол головы из «трещетки», — скупая слеза скатилась по щеке Аммина. — тогда я просил у него прощения за то, что не уберег. Больше я не живой и никогда не буду. Вонючая «Ласка» отобрала у меня жизнь, я дышу, жру, говорю, матерюсь… но не живу — это не жизнь. С оторванной рукой можно жить, с двумя обрубками вместо ног тоже можно жить. Но без единственного и любимого сына жить нельзя, это мрак, Нарнис. То, что вы её грохнули, оказали этой суки большое одолжение, попади живая мне, я бы расчленил тварь голыми руками!