Из белой машины с черными шашачками вышел пассажир. Медленным шагом направился в сторону элитной застройки.
Боли в животе донимали уже не так сильно, как несколько недель назад, тем не менее отголоски того злополучного осколка все еще давали о себе знать, периодически скручивая кишечник Нарниса в канат.
Вот и сейчас живот так схватило, что не в силах удерживать равновесие, он оперся на поверхность пятиметрового железного забора.
Но за этим спазмом стояло нечто иное, другого характера, не физического, ведь цель сегодняшней поездки — исполнить долг, рассказать, почему в семье Авонави стало на одного члена меньше.
Такой опыт был Нарнису вновинку и на протяжении всего боевого прошлого считался одним из самых тяжких. Многие солдаты готовы были сходить на самые опасные задания, пробежаться по минному полю или сыграть в револьверную рулетку, только бы не стать авторами финального письма родне сослуживца, которая еще не знает, что муж, сын, брат или отец больше не переступят порог родного очага. Стоит ли описывать тяжесть этого бремени, когда речь идет о встрече лицом к лицу.
В их подразделении, груз всегда ложился на плечи Наба. Он никогда не писал письма, всегда передавал скорбные новости лично, по телефону, оставляя бумажную работу интендантам. Каждую потерю в роте, воспринимал как собственный провал. Тем самым, звоня родственникам погибших, наказывал себя, будто плетью, где каждый удар издавал не треск, а реплики: «В смысле!?», «Что с моим мальчиком?» «Моего Угреса больше нет?». Общение всегда проходило в присутствии всего состава роты и на громкой связи.
Наб заставлял всех слушать эти диалоги, называя их «Открытой линией», и после каждого такого сеанса, лицо его бледнело. Прикуривая сигарету, он громко объявлял: «В следующий раз это может быть родня одного из вас. В этой сраной сцепке мы всегда наверху. Так что, если задумаете сделать что-то необдуманное, тупое и очень храброе, помните, обрезая трос, обрезаете его вместе с вашими сынами, дочами, мамами, папами и женами. Свободны.» После чего скрывался в своей офицерской палатке.
Собрав силы в кулак, и восстановив дыхание, Нарнис выпрямился, направился дальше, пока не уперся в забор с уже знакомыми коваными воротами и табличкой «влд. 43». Сделав вдох, нажал на кнопку звонка.
Дверь отварилась, за ней стоял все тот же Рид, охранник. Он узнал Нарниса. Свежее и загорелое лицо, как и в прошлый раз было беспрестрастно. Приподняв солнцезащитные очки, поздоровался и пригласил гостя зайти.
― Мне нужно поговорить с госпожой Гарой. — внутри всё начало сжиматься.
Охранник проводил мужчину в сад и велел подождать внутри беседки. Устроившись на деревянной скамейке под шатром из вьющегося винограда, Нарнис крепко сцепил руки перед собой и уперся лбом в сжатые ладони. Каждая секунда казалось вечностью, мысли роились, словно мухи на гниющем мясе в жару. Как начать? Что сказать? Нужно было выпить!
Не смотря на цветущий рай вокруг, в душе раскинулась безжизненная пустошь, где однажды жили надежды и мечты, теперь лежала зола, а угли скорби обжигали сердце.
Она появилась из-за тисового дерева, подстриженного в виде пирамиды. Одетая в желтый сарафан, подпоясанный белой лентой, спешила к нему. Тревога читалась в лице матери Илоны. Нарнис поднялся.
― Нарнис! Создатель, что случилось? Где вас столько носило, что, это самое, с вашими телефонами?! И где Лоня?
В серых глазах Гары плясали искры зарождающегося гнева, приправленные надеждой, ожиданием объяснения, которое могло бы удовлетворить её переживания. У Нарниса так сильно сжалось сердце, так сильно перехватило в груди, что не в силах стоять, снова рухнул на скамейку. Извлек из кармана письмо и молча протянул его хозяйке.
― Что это всё значит?!
― Прочитайте это, — только и смог вымолвить Нарнис.
― Нарнис, что происходит!? Где моя дочь!?
― Пожалуйста, госпожа Гара, письмо.
Женщина переняла из рук гостя помятый лист бумаги. С дрожью в руках развернула его и увидела знакомый подчерк. Сомнений в том, что тот принадлежит дочери не осталось. Осознание начало зарождаться в глазах женщины, наполняя глаза влагой.
«Привет, мои любимые. Мам, пап, Агни! Как-то не по себе писать вам вот так, совсем непривычно. Ведь крайнее письмо, что я составляла, оставила тогда на столе в феврале 19-ого перед тем как покинуть вас, тогда казалось навсегда.
Не люблю слово *последнее*. Однако, эти слова мои последние. Остается совсем мало времени, поэтому я не успею рассказать вам всего. Это длинная и хреновая история без счастливого конца.
К сожалению, жизнь не сказка, а так бы хотелось. Тем не менее, если вы читаете эти строки, значит напротив сидит Нарнис. Не вините его. Этот человек сделал все, чтобы меня спасти. Напоите друга чаем и пожмите руку, это было бы отрадой для моего сердца.
В последнее время у нас присутствовало много недосказанностей, особенно после этого инцидента в парке. Я заметила, что в ваших глазах превратилась в зверя, в страшное чудовище, с которым всегда нужно держать ухо востро. Но я бы никогда не причинила вреда вам, никогда, вы- люди, которые меня вырастили, сделали человеком, я вас люблю и не было ни единого, вонючего дня на войне, в который бы не вспоминала о доме. Вы- та причина, почему я взяла в руки оружие, чтобы моя смерть не была на ваших глазах.
Сейчас все куда сложнее, я наврала. Мы не отдыхали у Синего предела, а воевали на юге, искали убийцу того, кто был моей любовью.
Судьба дала понять, что счастье — не для меня. Не вижу больше смысла жить, не вижу будущего, в котором мне есть место, особенно, среди вас. Эта Поездка стала последним «дембельским аккордом». Нельзя убежать от прошлого, в итоге оно тебя всегда нагонит. И уничтожит.
Война исцелила моё тело, но убила душу. Абсурд.
Поговорите с Нарнисом, он расскажет. Моё время вышло. Простите и прощайте мои дорогие, я вас очень люблю и всегда любила.
Илона.»
Дочитав строки, госпожа Гара крепко сжала материю и перевела полный слез взгляд на Нарниса. Сдавленным, на грани истерики голосом произнесла:
― Это самое, перед тем как ты уберешься вон из моего дома, мы выпьем чаю и ты расскажешь мне всё, что произошло.
Гость кивнул.
***
В кафе зашел невысокий мужчина в возрасте с чисто выбритой головой, а лицо украшала светлая, с проседью бородка. Рыбьи глаза, словно два синих омута прошлись по всем посетителям, в поисках одного нужного.
Одетый в голубые джинсы и свободную рубашку черного цвета с блестящим черепком на воротнике, гость прошел внутрь. Походка его была уверенной, немного высокомерной, можно сказать даже пафосной.
Большинство посетителей обратили внимание на необычную персону, в том числе девушки слева от Нарниса.
Приблизившись к столику, уселся не спрашивая разрешения и жестом просигнализировал официанту, что требуются его услуги. Затем, протянул руку и обратился к собеседнику:
― Привет, Нарнис! Давно пришел?
― Вечер добрый, Вейни. Где-то минут двадцать назад.
― Извини, задержался в офисе, а ты как, с концами? Не хотелось бы потерять хорошего сотрудника. Голова у тебя варит и мочевой пузырь крепкий, а в нашей профессии это главное.
― Надеюсь, нет. Когда закончу со всем закончу, если обратно примешь, вернусь с удовольствием.
― Приму конечно, так, но давай к нашему делу. Аванса хватило на все издержки, поднапряг своих эксколлег, вот. Было не просто. Твой дружок живет под другим именем и фамилией в Салантосе, числится как политический беженец.
― В Салантосе значит.
― Да, у нас разыскивается за убийство тридцатипятилетней судьи в Аллоне несколько лет назад. Она дочь какой-то чинуши из администрации, не суть. Важно то, что наш герой расстрелял её на глазах собственной семьи и смылся. Так что обратно на родину путь ему заказан. Более того, гавнюк умудрился возглавить ЧВК на территории Аговира. Одну из тех самых «плавающих». Ох, какое же для меня открытие, что это та самая «Бримуна»!
― А тебе разве по должности знать не положено?
― Нет, наш профиль работы- Салантос. Аговиром другое управление занималось. Кстати, знаешь как расшифровывается название этой чвк?