– Да вот что-то не спится…
– Что-то случилось? – Алая села и подтянула к себе ноги. – Что-то на работе?
– Представляешь, сегодня пришли и забрали Толю Смирнова, ветеринара.
– Как это забрали?
– Вот так, – Николай закинул руки за голову и уставился в потолок. – Пришли трое милиционеров. Прямо в правление и забрали. Посадили на телегу и увезли.
– А что он натворил?
– Говорят устроил падеж скота на Алешкинской ферме. Там три дня назад четыре коровы издохли и телята трехмесячные. Кто-то сказал, что их Толя отравил.
– Как можно?
– Вот и я говорю, как можно, – ответил Николай, поворачиваясь к жене. – Я его давно знаю, он очень хороший парень и работник хороший. За коровками как за детьми ходит. А вдруг такое. Не могу я этого понять.
– А кто же сказал, что это он?
– Кто-то из Алешкинских. Больше не кому. Но я не могу понять зачем. Глупость какая-то, председатель говорит, что органы разберутся. Но ведь он его тоже хорошо знает. А вчера, сам не свой стал. Когда Толю увезли, весь вечер про вредительство разглагольствовал словно сам себя в чем-то убеждал.
– Это страх, Коля, – совершенно неожиданным голосом сказала Аглая. – Страх, а от него сомнения, а от них все злое и происходит. Когда человек остается один у него появляется страх. Так папа говорил.
– Как же человек сегодня может быть один, – взмутился Николай. – У нас же коллектив, колхоз. Мы же за это воевали. Мы всю жизнь переиначили. Мы реки перегораживаем…
– Человек устроен гораздо сложнее, – ответила Аглая ложась напротив. – Человек не хлебом единым питается. Вернее одного хлеба ему для жизни мало. Когда человек в коллективе, это хорошо о нем заботятся. Он общим делом занят. Но когда он оказывается один, ему нужно иметь свет. Не может человек без света.
– Мудрено ты Глаша говоришь. Я и не знал, что ты у меня философ.
– Никакой я не философ, – ответила она. – Просто верую.
– Как же ты можешь верить, когда решено, что Бога нет, – стал раздражаться муж. – Все есть наука и техника. Научные знания. А Бог нам теперь вообще не нужен. Нет в нем никакого смысла.
– Бог, Коленька, никуда не девается, – улыбнулась Аглая. – Просто не все понимают каков он. И от того думают, что он нужен, чтобы свечки ставить. А он нужен чтобы сердцем к нему стремиться. Чтобы злобу, зависть, темноту в себе преодолевать, а тьмы в человеке много. А Бог есть свет. Он хочет, чтобы мы жили так, как он заповедал. К свету тянулись.
– Странные ты слова говоришь, Глашенька, – Николай потер подбородок и снова откинулся на руки. – Не верю я в это. Человек сам свободен в своей жизни, сам управляет. Сам все делает.
– Так Господь человеку и не мешает. Просто, когда человек живет с любовью к ближнему у него всегда есть возможность получить Божью помощь. А когда без любви, то ему везде враги мерещатся. Не на что ему в трудную минуту опереться.
– Тогда почему хорошие люди умирают? Вот и твой отец, говорят хорошим человеком был хоть и старорежимным, а Бог вот его не сохранил.
– Господь каждого призывает к себе в свой срок. – совершенно спокойно ответила Аглая. – У него все живы. У него мертвых нету, но ему важно каким человек при жизни был. Ему все мы важны.
– Это я знаю, – Николай потянулся и обнял жену за плечи. – Согрешил, покаялся, Бог простил и взятки гладки.
– Нет, Коля, – Аглая прижалась к его плечу. – Главное покаяние не в словах, оно в отказе от самого зла. А так жить, как ты говоришь, все равно, что воду в ступе толочь.
Николай ничего не ответил. Всю ночь он спал необычно спокойно, а утром задержался, украдкой послушать, как Аглая читает за занавеской утреннее правило, вслушивался в слова и чесал то подбородок, то затылок. А она специально старалась читать громче обычного и четче выговаривать слова. Сережка уже убежал в школу и в доме они были одни.
Следующим днем, вернувшись после обеда с поля, Аглая застала на крылечке странного гостя.
Завидев хозяйку, гость встал и поклонился. Это был сутулый человек неопределенного возраста, очень худой. В потертом полупальто без воротника и помятой клетчатой кепке. При себе он имел только самодельный заплечный мешок.
– Добрый день, – неожиданно знакомым голосом произнес человек. – Вы меня, наверное, не узнаете, Аглая?
– Нет, – нерешительно ответила женщина, всматриваясь в незнакомца.
– Я отец Фома, – ответил человек.
Он еще что-то попытался пояснить, но Аглая решительно взяла его за рукав и почти втащила на крыльцо, а дальше в сени. Там она усадила его на лавку и прикрыла дверь.
– Вы уж простите, если я вас напугал, своим видом – продолжал отец Фома. – Вид подобает моему нынешнему положению вольно освобожденного.