Я теперь много ездил. Наша фирма активно строила в Москве и Питере, привлекала огромное количество иностранных архитекторов и дизайнеров. Немцев, итальянцев, шведов. Всех, кто мог предложить что-нибудь революционное для преображения привычного облика русских городов. Иногда были совсем нелепые проекты, иногда фантастические, но попадались и вполне приемлемые.
Я сел за столик на открытой веранде уличного кафе. Заказал большую чашку кофе, потому что не понимаю этих «наперстков». Я сидел и смотрел на город. Где-то здесь а городе Гера, после войны родился мой отец и мой дядя. Дед и бабушка после войны некоторое время служили в этом городе, здесь у них и родились оба сына. Теперь дядя жил в другой стране. А в этом городе так никогда и не бывал.
– Эй! – кто-то окликнул меня и хлопнул по плечу.
Я обернулся, это был долговязый худощавый человек, со светлой бородой, но каким-то знакомым лицом.
– Я Вацлав, – человек сделал руками жест, словно снимал на камеру. – Вы меня не узнали. А я вас узнал.
– Вы оператор, – оживился я, и жестом пригласил его присесть – Действительно не узнал.
– А вы, почти не изменились, – улыбаясь сообщил Вацлав. – Какими судьбами?
– Работа, – ответил я, отстраняясь и давая официантке расставить на столике чашки и тарелочки с выпечкой.
– Тут мины? – пошутил Вацлав.
– Мин тут нет, – я поднял руки и улыбнулся в ответ. – Я теперь работаю в дизайнерской фирме, вот приехал к нашему архитектору. Капризный старикан скажу я вам. А вы как тут?
– Проездом,
– Опять ищите пещерных людей?
– Все в прошлом, – ответил Вацлав. – У меня теперь свое дело. Реклама контракты, командировки, Вы тут надолго?
– Нет, у меня через четыре часа самолет. Вот решил пока посмотреть город.
Мы проболтали с пол часа, поделились новостями, поговорили о погоде. Вацлав рассказал, что Катаржина теперь работает где-то в Южной Америке. А на Кавказ она больше ни ездила. И в Россию тоже не ездила. А он потом был в Африке, снимал слоновый заповедник. А в Антарктиде пингвинов.
Выходя из кафе, я заметил в цветочном ящике на подоконнике фиолетовую ромашку.
– Остеоспермум, – сказал я. – темно-фиолетовый. По-английски «deep purple».
– Что? – переспросил Вацлав, он все еще что-то рассказывал, и я его невольно перебил.
– Такие ромашки, называются: остеоспермум, – пояснил я, указывая на фиолетовые цветы, – У меня жена выращивает на даче. А еще он называется, капская или африканская ромашка.
– Да, – искренне удивился Вацлав. – Я не знал. Моя жена выращивает хризантемы и лимонное дерево.
Красный угол
Местами полевая дорога переходила в узкую тропку, и машина заново прокладывала себе путь в еще не поникшей, хотя и осенней траве. Перевалив по самодельному мостику заросшую осинами канаву, дорога резко свернула влево и уперлась в участок. Не в калитку, не в ворота. А именно в участок. Никаких четких границ у него давно уже не было. Забор полностью исчез, более-менее крепкие столбы ворот, теперь были в стороне и между ними проросла березка. Яблони, без которых невозможно представить ни один деревенский участок, перемешались с напиравшим лесом.
Дом сгорбился и словно осел под массой времени. Вот-вот и уйдет под землю. Крыльцо покосилось. Дверь, обитая на старый манер черным дерматином, заперта на новенький висячий замок. Вокруг дома, там и тут, стоят и лежат какие-то доски, сложены ведра без донышек, стертые от работы лопаты. Из-под стрехи торчит коса. Давно не брали ее в руки, клин рассохся и косовище треснуло.
– Село-то раньше большое было, – сказал Иван, подбирая к замку ключи на сером шнурке. – А теперь только я с женой круглый год живу, да еще на том конце двое стариков.
– А летом?
– На том конце и за речкой несколько участков продали. – ответил Иван. – Там дачники обживаются. А так, из местных, кто переехал в райцентр, а кто и совсем уехал. Из тех, кто в райцентре, некоторые приезжают летом на огороды. Участки-то за ними остались. Вот правда есть еще Серега, мой прежний сосед. Так на своем участке пасеку устроил. Приезжает мед качать, ну и за ульями смотрит. А когда и я присматриваю.
– Прямо заповедник, – сказал я, входя в сени и осматриваясь. – А этот-то дом чей?
– Был бабки Катерины. А сейчас вроде, как и не чей. Гостевой, – усмехнулся Иван. – Когда кто на рыбалку приезжает или за грибами, то здесь останавливается. Зимой-то дом пустой стоит, так что с дровами, наверное, плоховато. Да вроде в сенях что-то под лавкой лежало.