– От чего, это ему хорошо, – насторожился участковый.
– А просто так, – ответил я – От сознания своей полезности. Чаю хочешь?
– Да нет, – усмехнулся он, надевая фуражку и косясь на настенные часы. – Мне еще сына из школы встречать. До свидания.
Я запер дверь вошел в комнату и сел в кресло. Я все пытался вспомнить, где же я встречал эту фразу, про «время, когда нужно собирать камни». И про чьи камни там сказано. Или это без разницы? Может и без разницы, наверное, главное, чтоб все делалось от души.
Остров и островитяне
Главная мысль, наверное главная, которая то и дело возникала у меня в голове, «А какое там должно быть звездное небо». Все время, пока мы толкались в беспредельных пробках на бесконечно строящейся бетонке. Все то время, которое растерянная и на половину разряженная барышня – навигатор кружила нас по второстепенным дорогам. Все то время, когда вы ехали мимо бессвязных скоплений уличных фонарей, в которые по воле октябрьской ночи превратились города и поселки. Я думал о том, как будет несправедливо если где-то там, в ночном небе сгрудятся в кучу стада невидимых туч, и я ничего не увижу. Но я увидел.
Машина, пронесшись, по пустынной, но очень ухоженной дороге вынырнула из-за очередного поворота и въехала в свет одинокого фонаря. Пока ждавший нас местный житель Иван, искал, где нас поселить, я все время смотрел вверх. Такой черноты я не видел никогда.
Не бывает сегодня у нас такой черноты. Вместо убогих, мелких, голубоватых, подмосковных звездочек, из темноты прямо на меня смотрели мириады светил. От края до края безбрежной, безлунной черноты протянулся млечный путь. Никогда в жизни я не видел в живую млечный путь. Даже не верил, что его можно увидеть. И был посрамлен в своем неверии этим бездонно черным, в сказочной россыпи небом.
После недолгих поисков подходящего ночлега решили спать в машине. За восемь часов пути, она практически стала для нас домом, и мы решили, что менять ее будет непорядочно. Когда я выключил уличный фонарь, ночь поглотила нас целиком.
Утром, когда небо погасило дальние светила, но еще не зажгло ближнее, я вылез их машины и пошел вдоль дороги осмотреться. Свернув за дом Ивана, бывший медпункт, обсаженный рядками сосен и елочек, я пошел вниз, по заросшей дороге. Я смотрел вокруг и пытался увидеть следы прежних домов, одичавшие яблоньки и или хотя бы остатки электрических столбов. Но здесь не было ничего. Дорога упиралась в одинокий ухоженный домик, за которым виднелся огород. И все больше ничего. От села, где было пятьсот дворов, двухэтажная, больница пекарня три столетия истории и люди, не осталось никаких следов. Невозможно было даже понять, как могло выглядеть это поселение. Несколько последних покосившихся домиков стоят в беспорядке словно никогда и не были частью большого села. Словно выброшенные на пустынный берег обломки кораблекрушения. Остров посреди суши. Население, четыре человека.
Я вернулся назад и направился к цели нашего приезда. На противоположной стороне дороги. чуть поодаль от заросшего деревенского кладбища стоит церковь Архангела Михаила. Храм выглядит совершенно не реально если сопоставить его размеры с окружающей действительностью. Как корабль, севший на мель и разбитый волнами шторма, имя которому «двадцатый век». Но храм стоит. от него остались стены. Почти полностью сохранилась зимняя часть с барабаном и алтарем.
Свод летней части обрушен, но стены толщиной больше метра со стрельчатыми окнами выстояли. Нет колокольни, от нее остался только нижний ярус. С массивными бревнами, на которых были ворота. В сохранившихся сводах есть пробоины. В стенах проделано несколько дверных проемов, частично заложены окна, где еще видны остатки ажурных решеток, есть даже несколько выбоин от снарядов. Но среди россыпи битого кирпича и извести есть жизнь.
Перед входом в алтарь из досок сколочен престол, проломы в окнах алтаря заделаны и стоят уже несколько окон. Заложен кирпичом полутораметровый пролом в алтарном своде. Сверху своды прикрыты рубероидом. В том числе и свод барабана, где раньше стоял купол. А теперь там стоит деревянный крест, который лично поставил отец Александр.
На крышу ведут самодельные лестницы, батюшка строил их сам из стволов осин и обрезков досок. По виду эти лестницы совершенно ненадежны и при этом совершенно неподъемны.
– Так и строили, – рассказал батюшка. – Поставили по одному осиновые хлысты и стали прибивать ступеньки по мере того, как поднимались. Потом привязали лестницу к куполу. Так и лазаем, с Божьей помощью.