Купить примус.
Подарить своей хозяйке алюминиевую кастрюлю или электрический чайник.
Помножить 327 на 844 при помощи арифмометра.
И, как это ни странно звучит сегодня, Жюль не имел даже и представления о велосипеде!
Еще не было двигателя внутреннего сгорания, шарикоподшипников, пневматических шин. Человек еще не завоевал Арктику. Южный и Северный полюсы еще не открыты. Центральная Африка не изведана, слабо изучена Австралия. На карте земного шара очень много белых пятен.
Жюль писал гусиным пером при свечах.
Роль телефона исполняли посыльные.
Первая фотография была открыта в Париже Феликсом Турнашоном в 1852 году. Тринадцатью годами раньше Даггер впервые получил снимок на металлической пластинке.
Пишущая машинка появилась в 1867 году.
На кухонных полках в девятнадцатом столетии стояла медная и чугунная посуда.
Только в возрасте семидесяти лет Жюль Верн получил возможность посредством лучей Рентгена определить состояние своих легких.
Велосипед изобретен в 1869 году.
В 1849 году еще не было многих вещей, которые сегодня кажутся нам такими обыкновенными, привычными.
Прошел всего лишь один год, как буржуазия Франции пришла к власти. Она еще сильнее поработила рабочего и крестьянина, мелкого кустаря и ремесленника, — ей очень хотелось фанфар и гимнов, но лучшие произведения литературы разоблачали и зло критиковали действительность, и только Иньяры, Мюрже и Скрибы охотно шли на соблазнительный зов современных требований, исходивших из велеречивых уст издателей и редакторов всевозможных журналов и газет. Иньяр выполнял заказ нетребовательной галерки. Скриб работал для партера и лож. Мюрже — для всех тех, кто вообще не мог попасть на представление. Его любили модистки, белошвейки, корсетницы и прочий «маленький Париж», который хотел только более или менее безбедно существовать.
Наверху, казалось, все было спокойно, чинно и благопристойно. Внизу, в рабочих кварталах, было неспокойно и тревожно. Июньское восстание рабочих в прошлом, сорок восьмом, году было подавлено с необычайной жестокостью. Убитых, раненых и арестованных было так много, что даже легкомысленный воробей Иньяр написал по этому поводу стихи, которые вскоре стали распевать на окраинах города, а потом и в деревнях. Мюрже в своих «Сценах из жизни богемы» благословлял бедных тружеников искусства на терпение и выдержку, нищету и бедность, обещая доброго мецената, заботящегося о талантах. Мюрже говорил беднякам: «Трудитесь и ждите, карабкайтесь наверх и надейтесь, что и для вас найдется местечко среди тех, кого вы так сильно ненавидите». Вместо того, чтобы сказать: «Проклятье нищете и страданиям!» — он твердил: «Терпите! Придет меценат — и вы станете богатыми!»
Жюль ходил по улицам Парижа, часами сидел в Национальной библиотеке, делая выписки из научных справочников для своей картотеки, и, наверное, не догадывался о том, что через двадцать — тридцать лет именно он обследует небо и землю, дно океана и недра планеты, на которой живет, что именно он изобразит достижения науки и техники своего времени и, фантазируя, предвосхитит многое из того, чего еще не было на свете и что буржуазия жадно и хищно приберет к рукам во имя своих собственнических целей.
Сегодня Жюль не задумывался над этим. Он мечтал о профессии писателя и с ужасом думал о том времени, когда получит диплом юриста…
— Вы худеете, бедный мальчик, — сказала хозяйка. — Если это оттого, что вы влюбились, тогда…
— Тогда? — нетерпеливо спросил Жюль.
— Тогда не страшно, — ответила хозяйка. — Хуже, если вы худеете от плохого питания. Вы перестали обедать у меня, — где же вы обедаете?
— В разных местах, — Жюль назвал несколько столовых и кафе. — Я питаюсь превосходно. Моя мать заботится обо мне, присылает посылки. Отец снабжает деньгами.
— Это хорошо. Моему брату хуже. На прошлой неделе его уволили, он сидит без работы, ему нечего есть.
— За что же его уволили?
— Ему не нравятся наши порядки. Вы, я вижу, не читаете газет, ничего не знаете…
Жюль пожал плечами, в душе благословляя этот спасительный, имеющий десятки разночтений, жест.
— Вас окружают не те люди, какие нужны вам, — сердечным тоном заметила хозяйка. — Я хорошо понимаю, — вам хочется как можно скорее сделать карьеру, забраться туда, к тем, кто наверху, и возлечь на бархат. Так говорил в свое время мой муж.
— Он говорил трафаретно, банально, — отозвался Жюль. — Бархат меня не соблазняет, имейте в виду. Я хочу остаться самим собою.
— От всей души желаю вам шелка и бархата, — несколько обидчиво сказала хозяйка. — С тем условием, чтобы вы оставались таким же добрым и честным, как сейчас. Думаю, что вам это удастся. У меня нюх на человека, — добавила она. — И еще скажу: влюбитесь! Вы все один и один или с приятелями. Молодость коротка… Час назад столяр принес для вас какой-то длинный, узкий ящик, — возьмите его.