Иньяр наигрывал бравурные опереточные мотивы. Жюль в изнеможении опустился в кресло.
— Великий Моцарт! — обратился он к своему другу. — Беги в лавку. Купи хлеба, масла, вина. Как можно больше — сколько хочешь. Деньги поищи в своем кошельке.
Жюль ел и писал. Работа доставляла ему такое большое удовольствие, что он встал из-за стола только под утро, когда Иньяр еще крепко спал. Рассказ наполовину был готов.
Через день рассказ был готов окончательно. Жюль переписал его и понес в «Семейный музей». Пьер Шевалье извинился: «Очень занят, сейчас читать не буду, оставьте, спасибо, зайдите во вторник ровно в три, желаю удачи…»
Ровно в три во вторник Пьер Шевалье сказал Жюлю:
— Написано бойко, занятно, со знанием дела, можно подумать, что рассказ написан ученым. Но какой же вы ученый! Вы сунулись не в свое дело. Нам нужны приключения и еще раз приключения. Наш читатель требует кладоискателей, морских битв и святой материнской любви. С вашим воздухоплавателем ничего не случается. Взгляните на этих господ, курящих трубки. Неужели так-таки ничего нельзя сделать с ними? Эти полоумные люди курят под оболочкой шара! Из трубок летят искры. Сумасшедшие, право сумасшедшие!..
Жюль встрепенулся:
— Сумасшедшие?..
Он подумал о чем-то. На лице его проступила едва видная улыбка.
— Спасибо, — сказал он. — Через три дня вы получите рассказ с приключениями. До свидания. Только я ничего не меняю ни в конце ни в начале, — история и география остаются. Можно?
— Физика, математика, медицина — что хотите, — махнул рукой редактор. — Только дайте приключения! Придумайте сумасшедшего, и вы получите сто франков.
Сумасшедший уже вошел в сознание Жюля и удобно расположился там.
— Не боги горшки обжигают, — сказал Жюль Иньяру. — Редактор хочет сумасшедшего — он получит его.
— Представь себе, мой друг, — отозвался Иньяр, — горшки обжигают боги, именно они и никто другой. Тот, кто знает, как сделан горшок.
— А я говорю в том смысле, что рассказ не пострадает оттого, если в корзину воздушного шара я посажу сумасшедшего. Он бежит из больницы, прячется среди мешков с балластом… Гм… Тут что-то не так. А второй воздухоплаватель… Как быть с ним? Надо подумать.
— Да, мой друг, — мы пока что приготовляем горшки для обжига. Мы еще слепо слушаемся заказчика. Надо, чтобы они писали под нашу диктовку. Чтобы они плясали под нашу дудку.
— Уходи, Иньяр, ты мне мешаешь обжигать мой горшок, — сказал Жюль. — Сядь за рояль и побренчи что-нибудь веселое, — я начинаю прямо с сумасшедшего.
Новый рассказ назывался «Путешествие на воздушном шаре». Первые две страницы посвящались истории воздухоплавания, на страницах третьей, четвертой, пятой и шестой читателю преподносились захватывающие приключения воздухоплавателя, потерявшего рассудок под облаками; на седьмой и восьмой страницах Жюль развязал сюжетный узел и закончил рассказ описанием местности, схожей с пейзажем Альп.
Пьеру Шевалье рассказ понравился.
— В субботу вы можете получить…
— Сто франков, — торопливо вставил Жюль. — Кажется, именно эту цифру вы и хотели назвать, дорогой земляк?
Редактор промолчал. Однако в субботу Жюль получил только восемьдесят франков.
Рассказ «Путешествие на воздушном шаре» появился на страницах журнала спустя две недели. Жюль прочел его вслух, и он ему не понравился, — не потому, что сумасшедший был нелеп и даже комичен, но потому, что научная часть рассказа была принесена в жертву традиционно понятой занимательности.
Жюлю уже не нравился и журнал. Видимо, из всех кушаний редактор любил те, которые пожиже и послаще, а цвета розовый и голубой предпочитал всем другим. Он просил Жюля написать еще два-три рассказа «на любовную тему».
— Только поменьше объятий и поцелуев, побольше нежных прикосновений и вздохов! Мой вкус терпит урон от таких рассказов, но наш журнал читают солидные папаши и мамаши, мы обязаны быть нравственными людьми. Напишите о том, как приятна прогулка с любимой, как чисты ее молитвы перед распятием, когда она ложится в постель рядом со своей матерью, которую ей приходится содержать на свой скромный, но вполне достаточный для безбедного существования заработок.
— Вы шутите? — спросил Жюль.
— Шучу я только дома, — ответил редактор. — Через неделю после того, как будет напечатан такой рассказ, мы получим три сотни писем с просьбой дать в журнале портрет автора. Хотите?