По лесам и пещерам, не славы ради, а по благословению Божию, заселяли Поле иноки-чернецы. Чуть пройдут, — часовенку поставят, и сами при ней остаются.
Местные к ним как зверьки присматривались, — страх как хотелось узнать, что за люди невиданные, с чем прибыли, а ну как с виду только такие мирные? Узнать хотелось, а напрямую спросить боязно было, а порой и языка русского не знали. Но уж со временем и смелости набирались, и знакомились, и побеседовать заходили, и даже в гости к себе приглашали. Мнихи[6], добрые души, и шли. Возвращались, увы, не все, не всегда. Гости гостям рознь: от одних — почет и радушие, от других — коварство злочинное.
Но дела Божьего этим не остановишь. И где какого инока погибель настигала, — новый храм вставал, новые чернецы Господа прославляли.
На освоение Дикого поля казенных средств отпущено было немного, — откуда их много после разорений и междоусобиц. Главная надежда на землю: небось, всех прокормит. Солдатики ж, плоть от плоти мужицкой: землю увидят, сами смекнут, как ее пользовать, — у них крестьянская наука в душе написана. Сотники да стольники, — где умом, где кнутом поспособствуют. А чтобы жизнь быстрее затевалась, в крепостях торговлю заводили. Тут уж и местные жители страхи свои забывали, — мед, рыбу, дичь, скотину разную на базар везли.
Крепость за крепостью вставала, город за городом, а земля все лежит оброшена[7]. Что полкам да приказам на прокорм отвели, — тем раздолья бескрайнего не уймешь. Решили всех желающих пригласить.
Первыми дворян позвали: заселяйте, засевайте, хозяйства налаживайте, — вам прибыток, столице спокойствие. Те нос воротят: у нас дела государственные! нам судьба при дворе оставаться, царю служить, а земли пахать — мужичьи заботы. Уж их так и сяк уговаривали, но только тогда дело сдвинулось, когда жалование десятинами выдавать начали. Запишут слуге государеву надел в глуши неведомой, — вот и думай, как с ним управиться, и себе, и семье достаток добыть. И не пожалуешься, и не откажешься, — одно оставалось: крепостных на места засылать, может, и немного сделают, но будет с кого спросить.
Потом об остальных, всякого роду и звания, вспомнили. Чего только ни обещали, как только ни заманивали! Тамбовский воевода новоприбывшим по пять рублей подъемных платил, — небольшой семье как раз отстроиться да на год пропитаться хватит. Изблизка-издалека пришли некоторые: кто из казенных крестьян[8], кто из староверов, случалось, и сбеглые.
Много тогда землевладельцев в этих краях объявилось, да немногим Поле тайны свои открыло, потому как тайны эти мало умом, — их руками, спиной, всей кожей прочувствовать надо, и каждый день утверждать, раскрывать, чтобы благодать Божия не оставляла. И если ненастье случится или сухмень с пожарами, — опять же отступаться нельзя. Земле после всех нестроений забота еще нужнее. И забота, и молитва, и защита. Иначе не та это земля, которая человека прокормить захочет, и не та, за которую человек Бога отблагодарит.