Антрыгина (вполовину оборотясь). Куда же вы?
Устрашимов. Для вас, я думаю, это решительно все равно, куда бы я ни пошел!
Антрыгина. По чему же вы так заключаете?
Устрашимов. По всему: по приему вашему, по тому, что у вас здесь Бальзаминов. А впрочем, какое же мне теперь до этого дело! Прощайте!
Антрыгина (взглянув на Устрашимова). Останьтесь с нами чай пить.
Устрашимов (взглянув на Антрыгину). К чему же мне оставаться? Ну, скажите, к чему? (Кладет шляпу на стол.)
Антрыгина. Вы хотите, чтобы вас просили? Как вы горды!
Устрашимов. Я горд, да, я горд; но не против вас.
Антрыгина. Докажите на деле, что не горды.
Устрашимов. Я вам это доказывал несколько раз и готов доказать когда угодно. (Подходит к Антрыгиной и становится перед ней на колени.) Вы видите, горд ли я! Я ни в чем не виноват перед вами, но я прошу у вас извинения.
Антрыгина молча протягивает руку, он целует.
Вы не сердитесь?
Антрыгина. Встаньте! Не сержусь.
Устрашимов (встает). Вы меня измучили.
Антрыгина (ударяет его по плену). Кто старое помянет, тому глаз вон.
Устрашимов (обнимает ее и целует в щеку). Ура! Победа!
Антрыгина (сопротивляясь). Что вы! Что вы! Ну войдет кто-нибудь. Какой неосторожный! Обрадовался уж очень! На все есть время.
Входит Пионова.
Те же и Пионова.
Пионова (вопросительно смотрит на них). Помирились?
Антрыгина. Помирились.
Пионова (Устрашимову). Я все время за вас заступалась. Вот спросите ее.
Устрашимов (целуя у ней руку). Покорно вас благодарю!
Входят Красавина и Бальзаминов.
Те же, Красавина и Бальзаминов.
Бальзаминов (не замечая Устрашимова). Какой у вас прекрасный сад-с, и всяких цветов очень много-с! Только если бы я был богат-с… (Увидав Устрашимова, остается с открытым ртом.)
Устрашимов. Что ж бы ты?
Бальзаминов. Я бы-с… Как же это? Зачем же-с?…
Устрашимов. Зачем я-то, это очень просто. Ты-то зачем ?
Антрыгина. Да вот все Гавриловна! Навязывается с женихами! И кто ее просит! (Делает Красавиной знак глазами, достает из кармана ассигнацию и потихоньку отдает ей.) Я и не думала, а ты тут со сватовством.
Красавина. Ну, кто же тебя знал! Я думала угодить. (Тихо.) Увести, что ль?
Антрыгина утвердительно кивает головой.
(Громко.) Наше дело такое! Где тебе спасибо скажут, а где так и в шею вытолкают. И не рад, да будь готов.
Бальзаминов. Да как же-с, ведь вы поссорились.
Пионова. Они поссорились, они и помирились. Это уж их дело.
Бальзаминов. А как же я-то теперь-с? При чем же-с?
Пионова. А вы знаете русскую пословицу: свои собаки грызутся, чужая не приставай?
Бальзаминов. Извините, я не понимаю-с. В каком смысле-с?…
Красавина. А вот пойдем, я тебе дорогой растолкую.
Бальзаминов. Как-с? так и идти?
Устрашимов. И чем скорей, тем лучше.
Красавина. Уж что тут еще! Видимое дело, что тем же трахтом, да и назад пожалуйте!
Бальзаминов. А как же я маменьке-с… опять же я с правой стороны-с… при всем том…
Все. Прощайте! Прощайте!
Красавина. Ну, совет да любовь!
Бальзаминов раскланивается. Красавина уводит его за руку.
Пионова. И прекрасно, и прекрасно! Вот теперь сядем чай пить.
Антрыгина. Маша, давай самовар.
КОММЕНТАРИИ
Впервые пьеса была опубликована в журнале «Библиотека для чтения», 1861, No 3.
Островский намеревался напечатать «Свои собаки грызутся, чужая не приставай» в февральском номере журнала «Библиотека для чтения» за 1861 год, но не успел закончить работу к намеченному сроку. А. Ф. Писемский, редактор этого журнала, писал Островскому: «Как ты ни подрезал меня, друг сердечной, но во всяком случае, бога ради, не насилуй себя и не торопись и только по крайней мере – к мартовской книжке изготовь» («А. Ф. Писемский. Материалы и исследования», 1936, стр. 143).
Работу над этим произведением драматург закончил, видимо, в конце февраля или начале марта 1861 года; в письме Ю. Н. Линской от 20 октября 1861 года он упоминает, что «пьеса была готова еще весной» (т. XIV, стр. 90).
«Свои собаки грызутся, чужая не приставай» является второй частью трилогии о Бальзаминове. В ней образ основного героя дополнен некоторыми новыми чертами. Таково, например, пристрастие Бальзаминова к старомодным чувствительным стишкам и «жестоким» романсам, характеризующее вкусы мещанства.
Новая пьеса Островского была встречена враждебно реакционными и либерально-буржуазными критиками. Они объявили, что вторая часть трилогии «несравненно слабее первой» («Праздничного сна – до обеда»), хотя осудили одинаково обе части за «скудость содержания».
Против недооценки этих пьес, надолго упрочившейся в критике, возражал известный драматург Д. В. Аверкиев. Он писал: «Было бы весьма поучительно в двух последовательных спектаклях поставить всю трилогию о Бальзаминове; тогда бы, думается, значение ее уяснилось для многих, ныне слепотствующих на ее счет» (Д. В. Аверкиев, «Дневник писателя», 1886, стр. 252).
В артистической среде пьеса «Свои собаки грызутся, чужая не приставай» вызвала живой интерес. И, Ф. Горбунов выразил желание играть Бальзаминова. Ведущая артистка Александрийского театра Е. М. Левкеева просила пьесу для своего бенефиса. 16 августа 1861 года Островский писал заведующему репертуарной частью петербургских театров П. С. Федорову: «Если я этой малостью могу услужить г-же Левкеевой, я буду очень рад; она так много способствовала успеху моих пьес, что эту может вполне считать своей собственностью» (т. XIV, стр. 89). Однако пьеса к бенефису Левкеевой театром не была подготовлена, и тогда драматург передал ее по просьбе Ю. Н. Линской для ее бенефиса. Островский высоко ценил Линскую как замечательную комическую артистку, выступавшую в его пьесах с выдающимся успехом.
Первые представления пьесы состоялись почти одновременно в Москве и Петербурге. В Малом театре она шла 27 октября 1861 года, в бенефис С. П. Акимовой. Роли исполняли: Бальзаминов – А. А. Рассказов, Антрыгина – Л. П. Никулина-Косицкая, Бальзаминова – Н. В. Рыкалова и др. Первый спектакль в Александрийском театре был 3 ноября 1861 года, в бенефис Линской, при следующем распределении ролей: Бальзаминов – И. Ф. Горбунов, Устрашимов – П. С. Степанов, Антрыгина – Ю. Н. Линская и др.
По данным А. И. Вольфа, автора «Хроники петербургских театров» (ч. III, СПб. 1884, стр. 78), в последующие годы на Александрийской сцене комедия «Свои собаки грызутся, чужая не приставай», как и «Праздничный сон – до обеда», принадлежала к числу пьес, «чаще прочих игранных».
Комментарии С. Ф. Елеонского.