***
Читал Коласа, дореволюционные рассказы и новые главы трилогии. Последние, кажется, «не блещут». Рассказы — лучше.
А вообще — чудесный старик. Сидел я однажды вечером в хорошем настроении и представил себя на трибуне — стою и зачитываю приветствие ему от молодых прозаиков, в связи с его семидесятилетием. И что особенно приятно — многие бы приветствовали его с той же радостью.
***
Перевожу «Мои университеты».
Над Горьким хорошо думается о пережитом. Хочется писать о себе, о том, например, что значила в твоей жизни книга, хочется привести в порядок свои записи. Подсчитывать, подводить баланс, конечно, рано еще, но вспоминать — с теплой надеждой, что такое записывание может быть полезным — хочется.
1953
Хорошее впечатление от пионерского костра в Вязынке, где на зеленой поляне наши и литовские ребята чтили память Купалы.
Ночь, огромный костер, за которым, с одной стороны, дубы и кусты над рекой, с другой амфитеатром поднимается, пестреет от детей поляна, по краю которой, над детьми — ржаные колосья, а над колосьями — небо.
Наши и литовские песни и танцы, «Алеся» по-литовски, в исполнении литовской школьницы, словацкий народный танец, полонез Огинского, который исполняли музыканты-подростки, любимый мой «Крыжачок», прервавшийся из-за дождя...
Детство, которое можно называть счастливым.
***
Начал «Родную глухомань» и доклад-статью о Толстом. Чтоб не сглазить — кажется, сдвинулся с места. Хорошо было бы «Глухомань» записать лучше, чем написал «Галю», как настоящую песню природе, молодой любви, новому в нашей жизни. Хорошо было бы также, чтобы мой доклад-статья не прозвучал с трибуны и в «Полымі» как дилетантский лепет разбитного молодого писаки. Посмотрим.
***
Смотрел «Завтра будут танцевать всюду». Хорошая кинокартина, милые чехи, прекрасная Чехословакия.
Вспомнил, даже растроганно, как в Баварии, тринадцать лет тому назад, служанка фабриканта, на которого мы, пленные, работали, позвала нас поднять на второй этаж пианино и, покуда я, пришедший первым, сидел на кухне, дала мне большое красное яблоко и заговорила на родном языке, по-чешски... Думал, сидя в кино, что нельзя умереть, не рассказав об этом хорошим рассказом.
1954
За работу сел только сегодня. Есть еще порох. «Родная глухомань». Думал, как бы насытить ее некими важными современными проблемами, горевал, что проблемы эти не лезут в наморщенный лоб, а сел писать — и хочется говорить просто, задушевно, и что-то выходит.
***
По радио читали мою «Дичку». Малосельцы недавно радиофицированы. Миша рассказывал, что бабы, теребя возле сушилки лен, страшно возмутились, как я... лгу. «Да ведь деда-то у него и не было!..»
Приходится платить за излюбленное «от первого лица»...
***
Где-то, кажется, в «Пути жизни», Лев Николаевич писал: «Я люблю мой сад, люблю ласкать детей, люблю читать книги...»
У меня сада нет, думал я вчера, однако я очень люблю детей, и книги люблю так, что в книжный магазин вхожу, как в храм. И люблю еще белую, хорошую, чистую бумагу, на которой счастливо пишется.
***
Вялый, дурной сижу над рукописью «Родной глухомани» и думаю, что мало, видать, попадало мне от моих прототипов... Думал об этом и в А., в хорошей, гостеприимной семье N., с которого пишу учителя с его «бабскими» трусами... Еще один станет злиться?..
***
Из Барановичей ехал с милой, чисто-красивой девушкой, студенткой первого курса театрального института. Рассказывала — хорошим белорусским языком — то об институте, то о домашних делах, о бедности в маминой хате и о счастье своей творческой работы. Был кавалером. И смешно было, и приятно, что не спросил, а кто же она, и не сказал ничего о себе. А потом, безусловно, встретимся когда-нибудь, может, и работать будем над чем-то одним. Кто знает — может, и я напишу когда-нибудь пьесу. Впрочем, дело не в этом — просто приятно за новую молодежь.
***
Сегодня уже не руки болят, а в голове такая усталость, что не могу даже переписывать. За три утра написал пять глав, больше двух листов и, кажется, хорошо. Не буду пока переписывать, чтобы не испортить, не принизить того вдохновения, которым жил эти дни. Пришла, наконец, и моя пора! Только б не сглазить... Кажется, получилась повесть. Кто-то, возможно, сказал бы: «Сам не знает, что пишет, рассказ или повесть!..» Ответ на это может быть такой: «До поры до времени не знаю, кто у меня будет, сын или дочь, но это же не значит, что я не отец».
***
Читал материалы последнего Пленума ЦК КПСС. Удивляет, восхищает прямота партии, сила самокритики. Рост, поиски, творчество.