***
Вчера вечером начал и сегодня читаю «Записки из мертвого дома». Какая роскошная проза! Какая глубокая человечность!..
Твердые знаки и яти как будто даже приближают тебя к автору, к тому времени.
Начав читать, подумал, что «Введение» с придуманным Александром Петровичем, хоть оно и необходимо было, выглядит сегодня как лишняя упаковка, даже вызывающая досаду. Знаем же мы, что за тем Петровичем скрывается сам автор, человек и писатель трагической и прекрасной судьбы. Сегодня опять думал об этом. Вспомнил Рудого Панька, Ивана Петровича Белкина. И приятно подумалось, что и со всей этой условностью, совсем не лишней, пришедшие на память вещи прекрасно идут с нами всю жизнь, за ними стоят их авторы, видимые и любимые нами всегда.
***
Звонок: «Ты говорил, что никого не поздравлял с Первомаем, хотел проверить, любят ли тебя. Я не писала тебе, но вот звоню и поздравляю с днем Победы. Пусть наши сыновья не знают войны!..»
Встретил на улице молодого, красивого, дюжего парня. И опять вспомнил давний рассказ, как две группы таких юношей, наши и немцы, встретились где-то на полях второй мировой войны и схватились — на ножах...
Вспомнил и своего, он будет тоже высокий, сильный и красивый — не только для меня. Неужели мы растим их для такой же страшной необходимости?..
***
Скромный музей Чорного в его родных Тимковичах. Первые книги, фото и фотокопии рукописей. Все это усиливает симпатию к писателю, углубляет понимание его невыявленного до конца, ограбленного жестоким временем творчества.
Милые, славные люди — учителя, особенно их директриса, стараниями которых создан этот музей, на средства, собранные школьной самодеятельностью.
***
Неприятно это и страшно — знать, что и сегодня, и завтра, и послезавтра у тебя свободные для работы утра, что ты должен работать, а — не можешь!..
***
Папа в больнице. Мама ходила к нему накануне Восьмого марта, и он там поздравил ее, подарил ей конфеты. А утром восьмого мама нашла на своем столике открытку от сына и сверточек. В свертке — флакончик духов, а на открытке (со счастливой парой над морем) поздравление, написанное рукой первоклассника и подписанное им с ошибкой — золотым ключиком этой новеллы: Твой муш Борис.
Я был бы рад написать такой рассказ. Сколько же улыбок вспыхнуло от пяти или шести (не знаю) миллионов страниц газеты, которая напечатала этот маленький «житейский факт»!..
***
Прочитал (в рукописи) «Сестру» Чорного. Неровно, молодо, однако же на многих страницах радостно встречаешь признаки... может, даже и гениальности.
Три писателя не смогли у нас по-настоящему развернуть свои крылья, не стали тем, чем могли бы стать, — Богданович, Горецкий и Чорный. Сколько бы они сказали о своем народе, сколько бы дали и народу, и человечеству!..
Пишу это при включенном приемничке, который стоит рядом. Немецкие дети поют по-своему о том, чтоб всегда было и солнце, и «мутти», и я. А потом включились дети польские. Из-за них и записываю, из-за двух простых, даже простеньких, но — хоть ты их в эпиграф — мудрых строчек:
Za górami, za lasami —
wszędzie ludzie tacy sami...
***
Волнует столкновение юных, тем более детей с действительностью. Их чистота, представление о том, как должно быть, и сравнение с тем, что есть. Их беда и наша вина, что они временами горько разочаровываются. Прекрасная тема!
Мы должны относиться к ним с великим уважением за эту свежесть восприятия, за эту чистоту, с великой благодарностью за это. Наша воспитательная работа должна очень внимательно учитывать эту чистоту.
***
«Лишних» лошадей колхоз сдал на бойню. Взрослых — с жеребятами. Один жеребенок убежал. Еще раз отправили — снова убежал. Люди взбунтовались — больше не дали. Стал он любимцем всей деревни, даже назвали Пестуном.
«Обаяние прошлого»? Любовь к живому существу? Просто жалость?
Тема для безыдейного рассказа.
***
В комнате, где жил Вольтер, весело подумалось: как же он мог философствовать в такой роскоши? Имея в виду, что его предшественники рождали мудрые мысли, скажем, в бочке...
***
Симпатичные и культурные немцы, директор и главный редактор ростокского издательства, обещали прийти и не пришли на встречу с нами в клуб интеллигенции, куда мы приехали за семьдесят километров, приодевшись, как на праздник. Не пришли и другие зарубежные делегаты «остзеевохэ» —финны, датчанка и швед. Они как будто встречались где-то с руководителями издательства, теми немцами, которые показались нам симпатичными и культурными... Что ж, Ларни дружит с Шолоховым, что ему мы. Что ж, симпатичным немцам неинтересно с нами... Нам было, впрочем, интересно и с теми, с кем мы сидели и хорошо, содержательно и весело беседовали. Дело не в этом.