- Правду говорят, что люди стали бесчувственными, даже присутствия привидения и того не чувствуют. А вот я не такой! Я, когда шкаф открывался, чуть со страха не умирал. - говорю вслух, так как всё равно меня никто не слышит.
Поняв, что люди не в состоянии меня почувствовать, иду на поиски домашних животных. Уж они-то точно не проигнорируют. Так Андрэ говорил. Да я и сам это знал. Надеюсь, у них есть домашние животные?
Я, конечно, уже обошёл почти весь дом, кроме кухни, но пожалуй повторю свой обход, мало ли, чего я не заметил? Ведь я тогда, в первый обход, искал совсем другое, а, как говорится – что ищешь, то и найдёшь.
Обойдя весь дом ещё три раза и убедившись в полном отсутствии каких-либо домашних животных, я возвращаюсь на кухню. Блин, темно-то как. Конечно, я нормально вижу в темноте, как, наверное, и все привидения, но всё равно неприятно. Ты один, вокруг темнота, а позвать на помощь некого. Точнее, есть кого, но они не придут. Ведь принято не призраков спасать, а от призраков. Сажусь на стул, хорошо хоть, что я сесть могу, а то, если бы я только стоять мог, вообще свихнулся бы. Кладу руки на стол, а голову на них, и начинаю скулить. Только уже не наиграно, а искренне.
- Аууу-у-у-у-у-уа-а-аа-а-у-ууууууууууууу…. Аууу-у-у-уа-а-а-ау-а-а-а-а-уууууууу…. Аууу-а-а-ау-у-у-у-у-у-у-у-у-ууууууу…. Аууу-ууууууууууу…
Сижу и скулю. Тупо сижу и скулю, от безысходности.
Глава 7
Пролежал я так, изучая носом стол, до первых петухов. Но поскольку в городе петухов нет, пришлось заменить их пение появлением первых людей в радиусе моего зрения. Первая, кто проснулся и спустился, была мама семейства. Услышав, как она зашла, я поднял голову, как же хочется поговорить. Просто, по-человечески поговорить. Я никогда не был гиперобщительным ребёнком, всегда обходился парой друзей, но сейчас мне так остро требовалось общение.
- Доброе утро. Я, конечно, понимаю, что вы не ожидали меня увидеть, но, может быть, приготовите и мне завтрак? – и на что я надеюсь?
«Мама» продолжает свои хозяйские дела, открывает разные шкафчики, подготавливая продукты к завтраку. Скорее всего это будут блинчики. Невольно улыбаюсь, вспоминая мамины блинчики. С шоколадным топингом. М-м-м-м! Хорошо, что призраки не испытывают голода, а то мой желудок бы мне не простил, такие кулинарные фантазии.
- Извините, может быть, вы всё-таки меня заметите? Я не настаиваю, но мне было бы приятно. И я бы больше не пытался вас напугать по ночам. Я бы стал очень хорошим, домашним призраком, только увидьте меня. Пожалуйста. – не оставляя попыток, обращаюсь к готовящей женщине, которая, что-то напевая себе под нос, готовит тесто для блинчиков.
Прислушиваюсь к словам песни, которую она напевает:
«Как прекрасен мир, когда ты любишь!
Как прекрасен мир, когда ты любим!»
Красиво. Но мне становится грустно от этих слов. Ведь я не знаю, каково это – любить. По-настоящему. Так, чтобы мир казался ярче и красивее. Я знаю только, что такое влюбленность. Так грустно, что я не успел испытать этого чувства. Ведь полюбить можно только при жизни. А я, увы, этот шанс уже упустил. Нет, конечно, я всё ещё, как бы это правильно сказать, существую, но вряд ли призрак может полюбить. Наверное оно и к лучшему. Представьте себе – каково это, любить призраку? Когда объект твоей страсти даже не знает о твоём существовании. Когда ты никогда не сможешь сказать ему об этом. Когда ты никогда не сможешь к нему прикоснуться. Нет, это определёно к лучшему, что призраки не могут полюбить. Да, наверное, к лучшему и то, что я не любил при жизни, по-настоящему. Ведь, каково мне было бы сейчас? Знать, что тот, кого я люблю мучается, страдает без меня. Ведь я уверен, что любовь, истинная, должна быть взаимной, а, значит, ему будет больно. Я не хочу этого. Не хочу причинять боль дорогим мне людям. Достаточно родителей, и сестры, и Андрэ. Что-то сжимается в груди, при мысли о них, там, где должна быть душа. Так глупо звучит, ведь я теперь и есть – одна сплошная душа. Привидение. Дух. Называйте как хотите. Мне от этого не станет не лучше, не хуже.
Пищит микроволновая печь, выводя меня из ностальгии, молоко нагрелось. «Мама» разливает его по стаканам и уходит наверх, с одним из них.
Это безрассудно и бессмысленно, но я кидаюсь к оставшемуся стакану с таким блеском в глазах, с каким ничего, никогда, не делал. Я просто хочу почувствовать себя человеком. Просто человеком. Вцепляюсь, насколько это возможно, в стакан, словно в спасательный круг. Закрываю глаза и припадаю к стакану. Губы чувствуют тепло напитка, влагу, но не чувствуют вкуса. Жадно вдыхаю запах тёплого молока, который так ненавидел, который так нужен сейчас. «Просто человеком». Неужели это так много? На кухню возвращается «мама», а следом за ней вбегает мальчик, лет 10-12, опа, в этой семье двое детей? А почему я его не видел вчера? Для того, чтобы гулять по ночам он, определённо маловат ещё.