— Ну и туша же ты, Пожарник! — в сотый, должно быть, раз искренне удивился Васька, маленький и какой-то засушенный.
Дядька не ответил, после обеда он спал и теперь был настроен благодушно.
— Вот она, красавица! Двести восемьдесят — как один рубчик… — сказал дядька и подвел «казанку» боком к причалу, чтобы Окуневу удобнее было оценить предмет его гордости.
— И работа у тебя вроде прозвания, — не отставал Васька, как бы и не замечающий Окунева. — Сутки спишь, двое отдыхаешь. Чистый пожарник!
Дядька работал, как он объяснил Окуневу, «оператором на газовой печи в поселке нефтяников», но Ваське это явно было невдомек, и Пожарник поспешил перевести разговор на другое.
— Есть рыба? — примирительно спросил он.
— Нет! — сказал Васька, выволакивая на причал мешок с рыбой. — Какую ты промышляешь, той нет.
Пожарник хохотнул, хотя Васькин тон раздражал его и выказывал перед гостем в невыгодном свете. Он лихорадочно выискивал, чем бы таким принизить Ваську, но тот неожиданно заговорил о другом.
— Халей новый, сказывают, объявился, — сообщил Васька, морща свое маленькое личико. — На почтовой заимке, слыхал, ночует.
— Врешь все! — неуверенно отмахнулся Пожарник.
— В красном спасжилете ходит. И один, сказывают, ходит, не боится, — продолжал Васька как ни в чем не бывало. — От двоих-то, мол, убегают, лодка, слышь, под двумя-то тише ходит.
— Чего ему бояться? — пробормотал Пожарник. — Власть!
— Ага! — хрипло хохотнул Васька. — Она. Сумку актов, говорят, написал…
— А кто это такой — «халей»? — спросил Окунев, когда дядька торопливо увел его к дому.
— Инспекторов так зовут! — неохотно объяснил Пожарник.
Окуневу показалось, что мотор начинает давать перебои, он подумал, что кончается бензин, и схватился за запасную канистру. Орудовал он одной рукой, чтобы не выпускать руль, струю бензина отжимало ветром, и она плескала больше по сапогам Окунева и в лодку, чем в узкую горловину бака. Отбросив пустую канистру, художник оглянулся и с облегчением отметил, что идущая сзади лодка не приблизилась — моторы были равны по силе.
Окунев достал сигарету, зажал между колен коробок и чиркнул спичкой. Она обломилась и зашипела на дне лодки, а потом в лицо неожиданно клубком ударило пламя. Художник инстинктивно отшатнулся, выпустил руль и заслонил лицо руками. Он еще успел ощутить толчок, бросивший его вперед…
5
Когда «тот», не одолев устья, свернул в Приток, Малев определил, что человек не здешний и едва ли уйдет далеко: Приток кишел мелями и плавучим лесом.
«Шпонку сорвет либо на мель наскочит», — рассуждал Малев.
Но лодка впереди уходила все дальше, каким-то чудом минуя мелководья протоков, куда должна была влететь, по расчетам Малева, уже давно, и он решил не жалеть больше новый мотор, выданный ОРСом.
— Не порвется, поди, — вздохнул он. — Потерпит…
Малев поднял со дна лодки ружье, вылил из ствола воду и прибавил газ. Скорость заметно увеличилась.
— Ну куда ты деваешься, посуди? Куда ты прешься? — негромко спрашивал Малев, когда на лодке впереди полыхнул огонь, а потом она вскинулась на дыбы.
Малев недоуменно протер глаза и сбросил скорость.
— Ото-то! — только и смог вымолвить он, когда подъехал вплотную.
Вспоротая топляком от самого носа почти до середины, лодка «того» уходила мотором в воду и через минуту скрылась с негромким чмоканьем, на поверхности остался только горящий бензиновый бак, который неторопливо уносило течением.
Над лесом поднялось солнце. На берегах на все лады заливались птицы, и где-то в глубине леса «урлюкали» косачи. Малев отвел глаза от вспыхнувших на воде солнечных бликов, огляделся и машинально засек место, где утонула лодка.
Безжизненное тело Окунева покачивалось на волнах. «Гляди-ка, не тонет!» — изумленно сказал Малев и потянулся к телу веслом, чтобы втащить в лодку.
На правой ноге Окунева не было сапога, голая ступня стукнулась о дно лодки и как-то неестественно отвалилась в сторону. Малев поправил ее, подумав мельком, что ладно, видно, шарахнуло парня, раз из сапог вылетел…
Загря настороженно подошел к утопленнику и с врожденной брезгливостью ко всему мокрому обнюхал голову.
— Живой, палкой не убить, — предположил Малев, но пес равнодушно отошел в сторону, и рыбак заторопился.