– Чего ж сами не читаете? Вам написано – не мне! Вот и читайте, а я все – баста! – сопит она, пытаясь насильно всунуть письмо в ладонь Одуванчику.
Старушка берет письмо и, щурясь, вертит его. Коралла испытующе наблюдает. Вся ее массивная фигура выражает превосходство и провокацию.
Внезапно Одуванчик преображается. Во всем она готова уступить, но только не в том, что составляет для нее единственную ценность. Она захлебывается от возмущения, заикается и даже не договаривает слов.
– Вы… вы… я… вы…
Усатая старуха равнодушно слушает. В волнении и заикании Одуванчика для нее нет ничего нового, все это она уже слышала многократно. Коралле известно, что сейчас среди прочих слов прозвучит колючее, похожее на краба с клешнями слово «катаракта». Коралла ждет. Наконец слово звучит, и седьмая вода на киселе удовлетворенно кивает.
Одуванчик замолкает, чтобы вдохнуть, и, икая, моргает припухшими веками.
– Ехали бы к себе в Винницу! Да только не очень-то вас там ждут. Со всеми переругались! – всхлипывает напоследок Одуванчик.
Это замечание нарушает привычное течение размолвки. Задетая Коралла закипает и начинает кричать. Кричит она громко, побеждая противника не столько вескостью аргументов, сколько мощностью звука. Это она-то не нужна? Ее не ждут? Да на кой черт ей сдалась эта Москва? На кой черт ей нянчиться тут со старухой?
Коралла кричит тем громче, что действительно знает: не нужна она в Виннице, да и не к кому ей там ехать.
Децибелы нарастают. Перепуганный Одуванчик жмется дряблой спинкой к обоям и готовится пищать «караул!». И вот в момент, когда по всем канонам должен произойти чудовищный взрыв и разорвать Одуванчика в клочья, Коралла внезапно сдувается. Некоторое время она еще бормочет, но уже вяло, без запала, и наконец замолкает.
В комнате с розовыми шторками повисает тишина. Одуванчик моргает. Коралла, остывая, бухает пятками по ковру. Минут через десять седьмая вода на киселе сердито останавливается и берет письмо.
Одуванчик робко присаживается на край дивана. Мир установлен.
– Ну слушайте, Тамара Васильевна, лапочка вы моя! – передразнивает Коралла и начинает читать.
Читает она внятно, громко, но без выражения. Разделения на предложения не делает, отчего кажется, что на железный лист через равные промежутки времени роняют по крупной фасолине.
«Дорогая бабуся!
В каждом письме ты спрашиваешь меня, как я. У меня все как всегда, то есть нормально. Живу на севере, работаю на прежнем месте. На работе меня уважают, зарекомендовал я себя хорошо, с товарищами живу мирно. Здоровье у меня хорошее, ничего не болит, ничего не отморозил, в больнице тоже не лежал. Ты, старушка, не волнуйся. Водки я уже не пью, потому что в ней все зло, только иногда вино или бутылочку пива, но это когда какое событие или праздник.
Питаюсь хорошо. Желудок работает нормально, и это хорошо, потому что многие нажили тут от сухомятки язву…»
– Ох ты батюшки! Язву! – с ужасом восклицает Одуванчик.
Коралла кисло смотрит на нее и продолжает:
«Одеваюсь я тепло. Недавно купил себе куртку импортную с высоким воротом, называется «аляска». Обуваюсь так, как требует погода. Так что ты, бабуся, будь спокойна. Каждый вечер смотрю телевизор, в том числе «Вести», чтобы быть в курсе событий, чего где в мире случилось. Показывает он у нас отлично, хотя до вышки далековато…»
– Ты про тощих, про тощих прочитай! – нетерпеливо подсказывает Одуванчик.
Коралла хмурится и повышает голос:
«Ты, бабуся, в письме спрашиваешь, женился ли я? Где тут женишься, потому что девушек тут порядочных нету, а те, что есть, все б… Накрасют себе губы, юбки напялют такие, из-под которых попу видать, так и ходют, щеголяют, даже когда чулки к ногам примерзают. Мне на таких смотреть противно. К тому жа они еще и тощие. Недавно вот гулял тут с одной. Ни кожи, ни рожи, как говорится. Ухватишь, так меж пальцев выскользнет…»
Дочитав до этого места, Коралла громко плюет, косится на Одуванчика и продолжает:
«Так что, бабуся, я пока не женился и не собираюсь… Ну чего тебе еще написать? Ты пишешь, чтобы я скорее приезжал или забрал тебе к себе, а то ты не доживешь, и похоронить тебя будет некому. Ничего, бабулька, доживешь, ты у меня старуха крепкая, а забрать тебя не могу, потому что тут ты будешь не устроена, да и климат холодный. Приехать тоже не могу, потому что билеты стоят дорого да и далеко ехать. По этой же причине, что денег мало, я и не помогаю тебе матерьяльно. За это ты меня, бабуся, прости.
Ну вот и все, закругляюсь, потому что весь лист уже исписал.