– Вы не моего позволения спрашивайте, а у Миленького. Его же еще убедить надо. Он считает, что американцы ничего не понимают.
– Тогда немедленно идем к нему. Вы что, не видите – это же мирового масштаба событие! Мы можем стать музеем, о котором заговорят все! Сейчас же к Миленькому!
У выхода Виктория Робертовна сказала тете Паше:
– Я на обед. Возможно, немного задержусь.
Тетя Паша снова поджала губы и отвернулась. На часах было без пятнадцати двенадцать.
– Вредная бабка, – объяснила Виктория Робертовна Таське, когда они вышли на улицу и направились к автобусной остановке. – Сидит на одном месте со времени основания музея, с тридцать шестого года, если я все правильно помню. Трех директоров пережила. Как узнала, что к нам американцы приедут, чуть не завыла – как так, идеологический враг…
Видимо, на Викторию Робертовну по жизни никто внимания не обращал, потому что щебетала она всю дорогу. Таське это, конечно, в тягость не было, она согласно кивала, смеялась где надо, где надо – сочувственно молчала, но чувство тревоги никак ее не оставляло.
– О чем ты все время думаешь? – спросила наконец Виктория Робертовна.
– О Миленьком, – ответила Таська. – Он там один, пьяный, как бы глупостей не наделал.
– Успокойся, мы уже через пять минут приедем.
В это время автобус обогнала ревущая сиреной пожарная машина. Немногочисленные пассажиры в едином порыве приникли к окнам, пытаясь разглядеть, где что горит. Слева по ходу движения и впрямь заметен был столб дыма, довольно густой и высокий.
– Свалка горит, – авторитетно заметил какой-то мужчина. – А я говорил…
Виктория Робертовна с Таськой переглянулись и на следующей остановке буквально наперегонки покинули автобус. Они бежали, перепрыгивая через лужи, туда, где трещало пламя, уносились к небу хлопья сажи и деловито матерились мужчины.
– Только не Миленький, только не Миленький… – задыхаясь, бормотала себе под нос Таська.
Увы, подтвердились самые мрачные ее предчувствия – на свалке горела будка Миленького. Пожарные даже не тушили огонь, а только следили, чтобы пламя не перекинулось на соседние кучи, проливая время от времени из брандспойтов пространство вокруг пожара. Тушить, по большому счету, было уже нечего – искореженный высокой температурой металлический кузов почти весь прогорел, только внутри еще что-то с треском дымило и стреляло искрами.
Таська упала на колени и заревела. Виктория Робертовна присела рядом на корточки и погладила девушку по руке.
– Ну, Тасенька, не плачь! Ты же ни в чем не виновата. Кто знал, что так получится?
Таська заревела еще горше. Так они и сидели вместе, пока будка не выгорела полностью. И только тогда к ним подошел какой-то пузатый дядька.
– Виктория Робертовна? Что вы здесь делаете? – спросил он. – Я думал, вы готовитесь к визиту.
Заведующая тут же вскочила.
– Здравствуйте, Иван Иванович. Я… у меня обеденный перерыв вообще-то…
– Вы обедаете на свалке? Интересно.
– Нет… Тут такое дело… Вот, девушка… Таисия… интересуется Миленьким.
– Просто мировое поветрие какое-то – все приезжие интересуются Миленьким, – покачал головой Иван Иванович. – Вот товарищ из Комитета государственной безопасности тоже интересуется. Видите, рядом с машиной моей стоит? Специально ради Миленького приехал, представляете?
Виктория Робертовна испуганно посмотрела на стоящий неподалеку «уазик». Там, опершись о капот, мрачно курили двое – водитель Леонтьев и незнакомый красавец атлетического телосложения.
– Из комитета? – переспросила Виктория Робертовна.
– Из самой Москвы прислан, не хухры-мухры, – кивнул Иван Иванович, потом наклонился к ревущей девушке и спросил: – Милая, ты чего так убиваешься? Это же просто халупа какая-то.
Таська вскочила на ноги.
– Халупа?! Вы о халупе думаете?! Там человек жил! Живой человек, художник!
– Ты о Миленьком? – удивился дядька. – Да поставлю я ему новую будку, лучше прежней.
– Он жив?! Где он?!
– А что ему сделается? Пьяных Бог бережет. Вон, гляди, ребята его на матрас пристроили, а то он в луже валялся.
Таська посмотрела на вонючую кучу, мимо которой пробежала несколько минут назад. И вправду, это был Миленький – свернулся калачиком и дрых без задних ног.
Из ее глаз опять потекли слезы. Да, Миленький спасся, это очень хорошо… но его картины… столько всего интересного, чего она и рассмотреть не успела толком, – и все исчезло без следа.
Пожарные наконец добрались до будки – залили пожарище, подняв столб пара и пепла, – и быстро свернули брезентовые рукава. Пока Таська, стоя рядом с Миленьким, наблюдала за действиями огнеборцев, за ее спиной разговаривали Спиридонов, председатель горисполкома и заведующая художественным отделом музея.