Выбрать главу

Егор выбрался на берег и, оглянувшись, увидел Кадыркула, уцепившегося побелевшими от напряжения пальцами за скользкие выступы валуна. Длинные черные волосы казаха прядями стелились по воде. Сильные волны били его в висок, рассыпаясь алмазными брызгами.

Егор начал было стаскивать с себя мокрые сапоги, но вдруг встал и, тяжело ступая, пошел в воду. Поплыл устало, экономя силы, подплыл к Кадыркулу, оторвал от камня, схватил за длинные волосы и одной рукой начал грести к берегу. Всего за несколько метров до бурлящей стремнины Шилов вытащил казаха на мелководье.

Стаскивая тяжелые сапоги, Шилов зло взглянул на Кадыркула. Тот лежал на животе, тяжело, надсадно дышал.

— Ну что, хорошо тебе? — с трудом переводя дыхание, спросил Егор. — А если б и я плавать не умел? — И сам себе ответил: — Потонули бы оба, и все дела.

Он выжал портянку, пошевелил босыми мокрыми пальцами, сказал негромко, с сожалением:

— Э-эх, темный ты человек... Бая собакой называешь, а сам баем хочешь стать. Наберешь себе батраков и будешь их нагайкой лупить. Будешь. Это, брат, марксизм, от него никуда не денешься. Наука.

Кадыркул медленно повернул голову, посмотрел на Егора, но ничего не сказал.

— Я, между прочим, тоже работал с утра до ночи и с хлеба на воду перебивался. — Шилов принялся наматывать портянку на босую ногу.

— Ты зачем меня спас? — вдруг тихо спросил Кадыркул. — Я утонул, а ты золото взял. Себе.

— Вот я и говорю, темная ты личность, — покачал головой Шилов. — Одно на уме: «за что», «себе». Да ни за что! За то, что ты человек, бедняк. И не «себе», беру тот баул. Знаешь, куда нужно везти золото? В Москву. А знаешь зачем? Чтобы купить хлеба голодным. Тыщи людей ждут этого хлеба. Ты вот один хочешь быть сытым, баранов иметь, отары. А я хочу, чтоб все голодные трудящиеся люди были сыты. Советская власть этого хочет.

Казах по-прежнему молчал и напряженно слушал Егора, то и дело беспокойно, быстро взглядывая на него. И смуглое лицо Кадыркула выражало смятение.

Егор обулся, посмотрел на казаха.

— Ты вот бедняк, а своих же братьев бедняков грабишь, — устало сказал Шилов. — Ты бая своего ругаешь, а сейчас сидит человек, у которого ты последние сапоги отнял. Сидит и думает про тебя: «Что ж он наделал, подлец... Я полгода голодный ходил, чтоб сапоги купить. А он взял и отнял». Стыдно, брат! — заключил Шилов.

Казах некоторое время с удивлением молча смотрел на Егора, потом отвернулся и глухо сказал:

— Хочешь, я тебе свой конь отдам?

 

День уже клонился к вечеру, хотя солнце еще припекало. Шилов сидел, привалившись спиной к подводе, дремал, голова его склонилась к плечу: сказывалось напряжение последних дней, и теперь, после жаркого дня, его разморило.

Где-то рядом раздались легкие шаги, потом хруст сучьев, и из-за кустов быстро выскользнул Кадыркул. Он присел на корточки рядом с Шиловым, улыбнулся.

— Едут, — тихо сказал он.

Шилов тряхнул головой, прогоняя остатки сна, спросил:

— Далеко?

— Во-о-он там... — Кадыркул показал на дорогу, ведущую в лес, и улыбнулся. — Ты спать хочешь. Спи. Еще время есть.

Егор потянулся, хрустнул суставами.

— Нет, брат, — сказал он. — В этом общежитии можно и не проснуться... Пошли. — Он встал.

К татарскому шатру, в котором жил есаул, скакало пять всадников. Впереди — ротмистр Лемке. Шилов и Кадыркул следили за ними из-за кустов. Лемке круто осадил лошадь, соскочил на землю, бросил повод одному из бандитов и скрылся за пологом.

— Готовь лошадей, — негромко приказал Шилов. — Сегодня уходим...

Кадыркул кивнул.

— Как думаешь, Лемке в седле хорошо сидит? — спросил Шилов, немного помолчав.

— Лучше Кадыркула на конь никто не сидит. — Казах довольно улыбнулся.

— Я не к тому, — заметил Шилов. — Он без повода в седле усидит?

Кадыркул подумал секунду и опять кивнул.

— Иди, — сказал Шилов. — И будь готов.

Казах исчез в кустах.

 

Лемке тем временем докладывал есаулу:

— Отсюда верст двадцать пять — деревня Рассохи. Близко подойти было трудно, и потому точно сказать не могу, но, пожалуй, отряд мощный. Примерно сабель триста. Есть тачанки.

— Так, так... — отозвался Брылов. Он сидел на ковре, сложив по-мусульмански ноги, и потягивал из пиалы чай. Поодаль, подложив шапку под голову, дремал казачок Гринька.