— Дай пить, Кадыркул, — попросил Лемке.
Казах спустился к реке, набрал флягу воды, вернулся, поднес к губам ротмистра, тот жадно пил, струйки воды стекали по подбородку.
Напившись, Лемке шумно вздохнул. Устало прикрыл глаза. Невдалеке по-прежнему неутомимо стучал топор, и ротмистр, приоткрыв веки, вновь увидел Шилова в темной от пота нижней рубахе. Плот был почти готов.
Ротмистр некоторое время наблюдал за Шиловым, потом посмотрел на казаха и вдруг тихо попросил:
— Развяжи меня, Кадыркул.
Казах с удивлением взглянул на ротмистра, ответил:
— Шилов скажет — развяжу.
— Ты ему веришь? — спросил Лемке с усмешкой. — Ты посмотри, как он старается! Разве для других человек будет так стараться? А, Кадыркул?
— Командир Шилов Кадыркулу жизнь спас, — коротко ответил казах, орудуя ножом. — Кадыркул Шилова убить хотел, а он спас.
— Ты ему нужен был, потому и спас! — горячо возразил Лемке. — Вспомни, сколько, раз тебя обманывали?
Кадыркул растерянно посмотрел на Лемке, и тот, видя эту растерянность, говорил вкрадчиво, ласково.
— Никто не делает добро просто так, Кадыркул.
— Шилов Кадыркулу добро делал, — отвечал казах.
— Эх, Кадыркул, умный человек, а не понимаешь. Тебе Шилов сказал, что он красный?
— Да.
— Для народа старается?
— Да.
— А почему же тогда мы сегодня от красных убегали? Ты об этом подумал?
Смятение и растерянность заметались в глазах казаха.
— Развяжи, — просил Лемке. — Мы с тобой золото поделим по-братски. Богатым человеком будешь. Целые табуны коней, отары овец.
Перестук топора неожиданно стих.
— Кадыркул! — громко позвал Шилов.
Казах поднялся, быстро пошел на зов.
Егор сидел на корточках перед кустом можжевельника, и в пригоршне у него попискивали четверо голых, беспомощных птенцов. Он осторожно держал их на ладонях, разглядывая.
— Смотри, — сказал Шилов и поднял на Кадыркула мокрое от пота, улыбающееся лицо.
И, глядя на это лицо, казах тоже улыбнулся.
— Спешить надо, Шилов, — сказал он.
— Да, да... — Егор раздвинул ветви можжевельника, осторожно положил птенцов в гнездо. — Плот готов, Кадыркул. Тащи винтовки и мешок с едой.
Казах пошел обратно, по, ступив несколько шагов, остановился.
— Шилов! — робко позвал он.
— Что?
— Почему мы убегали от красноармейцев? — Казах помедлил немного и тихо добавил: — Ты говорил, что красный, а сам удирал, почему?
Егор медленно подошел к Кадыркулу, рукавом рубахи стер пот с лица.
— Почему удирал? — переспросил он. — Не могу я сейчас объяснить тебе. Долгая история. Расскажу потом. — Шилов заглянул ему в глаза. — Ты мне веришь, Кадыркул?
— Верю, — подумав, ответил казах.
— Вот и хорошо, — сказал Егор.
— Хорошо, — повторил Кадыркул и пошел обратно к тому месту, где сидел ротмистр.
Лемке встретил его выжидающим взглядом. Кадыркул прошел мимо, остановился у лошадей. Отвязал от седла мешок с продуктами, подобрал винтовки. На Лемке он не смотрел.
— Кадыркул, — негромко позвал ротмистр.
— А тебе я не верю, — сказал казах, снова проходя мимо ротмистра.
Кадыркул с Шиловым подтащили плот к воде. Спрыгнув в реку, Шилов удерживал плот на быстром течении.
— Прошу, господин ротмистр! — крикнул Шилов. — Карета у подъезда!
Лемке осторожно ступил на плот. Вода хлюпала между неплотно скрепленными бревнами. Шилов поднял голову и увидел, что Кадыркул ведет к реке лошадей.
— Куда ты их? — крикнул он.
— Как куда? — растерялся казах. — С собой!
— Нельзя, Кадыркул!
Казах оторопело смотрел на Шилова:
— Кадыркул нельзя без коня... Кадыркул смерть без коня.
Стремительная вода тащила плот, и удерживать его было нелегко.
— Быстрей, Кадыркул! — крикнул Шилов.
— Кадыркул нельзя без коня, — снова прошептал казах. — Два раза от смерти спасал!
— Бросай лошадей, черт подери! — выругался Шилов. — На плот живо!
Казах оставил лошадей, медленно пошел к воде. Оглянулся. Кони стояли, подняв головы, смотрели на людей, чутко поводя острыми ушами.
Кадыркул бросился обратно, обхватил свою вороную кобылу за голову, поцеловал в мягкий теплый нос.
— Прыгай! — закричал Егор.
Прыгнув в реку, Кадыркул с трудом вскарабкался на плот, который уже несло стремительное течение. Упав на колени, он не отрываясь смотрел на берег, где остались лошади, потом ударил себя в грудь и заплакал:
— Кадыркул один раз свой конь был! Нету у Кадыркула коня!
Лемке полулежал на бревнах, облокотившись на мешок с продуктами, равнодушно поглядывал на крутые лесистые берега, далекие и близкие сопки, освещенные лучами новорожденного, еще белого солнца.