Есаул нещадно хлестал нагайкой лошадь по взмыленным бокам. Вот уже несколько часов она без передышки несла его вдоль границы, по берегу реки, туда, где висел над стремниной узкий, сплетенный из еловых ветвей мост. По этому мосту переходили границу контрабандисты, пробирались лазутчики всех мастей. Его часто разрушали, но контрабандисты — народ упрямый. Мост восстанавливали каждый раз.
К передней луке седла был прикручен веревками баул с золотом, сбоку, в чехле, висел «льюис». Есаулу оставалось уже совсем немного, каких-нибудь двадцать верст, — и он вне опасности! Свободный, богатый! Как хорошо, что судьба послала ему этого Лемке и чекиста!
И вдруг лошадь споткнулась. Брылов чуть не вылетел из седла, но удержался. Натянув, повод, он врезал под ребра коня шпоры. Лошадь захрапела, вздернула морду. На порванных трензелем губах запузырилась кровавая пена. Лошадь судорожно, из последних сил сделала еще несколько скачков вперед и упала на колени. Брылов скатился на землю, со злобой выругался. Лошадь, как бы собираясь с силами, выставила правую ногу, напряглась, чтобы подняться, и вдруг медленно повалилась на бок. Брылов с силой ударил ее сапогом в живот. Лошадь не вставала.
— Вставай, вставай!.. Сволочь! — в ярости закричал он. Но лошадь лежала, запрокинув голову, ее лиловые глаза заволакивала, тень смерти. Тогда Брылов отвязал баул, разрезал ремни, которыми крепился к седлу пулемет. Закинул за спину ранец с едой. Вдел в ушки «льюиса» наплечный ремень.
— Мерзавцы... Союзнички. Полегче придумать не могли, — зло бормотал он, беря на плечо тяжелый пулемет. Потом, подняв баул, Брылов равнодушно взглянул на лошадь и быстро пошел вперед.
Горная река несла плот, обхватив его мощным течением. Шилов с трудом успевал отталкиваться шестом от торчащих из воды острых валунов, о которые плот каждую секунду мог разбиться. Кипела, пенилась река, белые буруны рассыпались, обдавая людей колючими брызгами.
Со страхом Кадыркул смотрел вперед, туда, где за поворотом каменистые берега еще больше стискивали бурлившую реку. Уже слышен был угрожающий рев; течение становилось стремительнее. Лемке, связанный, лежал на бревнах. Вода захлестывала его, и одежда на нем вымокла.
Все ближе, ближе стремнина. Еще мгновение — и плот завертелся, заскрежетал, ударившись о камень, накренился. Упершись изо всех сил шестом в дно, Шилов с трудом сдерживал плот, чтобы его не перевернуло. И тут он увидел, как одна из винтовок, подхваченная водой, медленно сползла в реку... За ней двинулась другая...
— Кадыркул! Винтовки! — крикнул Шилов, но голос его заглушил грохот злобной воды. Казах, державший мешок с продуктами, кинулся к оружию. Плот тряхнуло, Шилов с трудом удержал равновесие, обломок сломавшегося шеста ударил Кадыркула по голове, тот охнул и упал на бревна. Падая, он задел ногой мешок с продуктами, который медленно перевернулся и с тяжелым всплеском упал в воду.
Отряд растянулся по дороге. В середине конного оцепления шли обезоруженные бандиты. Вот мелькнуло лицо монгола Тургая в островерхой шапке, вот прошел матрос в изодранной тельняшке, за ним — полусотник, оторванный погон болтался на тесемке. Прошел мордастый парень в картузе и меховой безрукавке, надетой на голое тело. Слышался глухой, дробный перестук конских копыт. Колонна двигалась в молчании, лишь изредка раздавался окрик:
— Ну, куда, куда?! В строю иди, соблюдай порядок!
Замыкала колонну тачанка. В ней сидели Кунгуров, Никодимов и еще один командир, моложавый, фуражка сбита набекрень, соломенный чуб прилип к потному лбу.
— Обыскали всех до нитки, пусто, — говорил он. — Есаула нету, Шилова нету. Золота тоже нету.
Кунгуров слушал с мрачным видом.
— Мальчишка-казачок говорит, что есаул ускакал еще ночью. Видать, почуял, гад... Смылся.
— Э-эх, знал бы, где упасть!.. — Никодимов с досадой хлопнул себя по коленке. — Как мы теперь товарищам в глаза посмотрим, а, Кунгуров? Что молчите? Ведь я предупреждал! А вы отмахнулись! Будто нарочно есаула выпустили!
— Вы думайте, что говорите! — резко перебил его Кунгуров.
— То-то и оно, что думаю, потому и говорю, мил человек! Думаю, и даже оторопь берет... Уж не предупредил ли кто есаула?
— Мигунько! — крикнул Кунгуров.
К тачанке подъехал красноармеец, резко осадил коня.
— Ну что? — спросил Кунгуров.
— На перевал пятнадцать человек ушли. И к мосту — десять. Через реку они тут нигде не переправятся, только через мост.
— Хорошо, спасибо. — Кунгуров, приподнявшись в тачанке, оглядел двигавшуюся по дороге колонну. Проговорил, садясь: — Боюсь, они уже ушли за кордон.