На фоне этого скандала, минимального по значимости, но прозвучавшего очень громко и какого-то очень неловкого, народ зашептался, что Пилипко решил ерундой отвлечь внимание населения от 'опасных слухов об отравленной границе', предыстория введения карантина как-то подзабылась, и народ окончательно утвердился в мысли, что от 'сапогов' можно ожидать всякого. В том числе и того, что военные втихушку 'отравили границы области', чтобы предотвратить бегство населения. Карантинная граница, таким образом, превратилась из каприза власти в реальное и опасное зло, чего, собственно особисты и добивались...
К концу августа в Харькове обострилась проблема безработицы. В первые месяцы после хроноклазма большая часть коммерческих предприятий работала по инерции, а многие фирмы просто отправили персонал в административные отпуска до прояснения ситуации. Да и сказывалось, что это и так был период летних отпусков. Но ожидаемое 'прояснение' ничего хорошего не принесло. Стало понятно, что возвращение Харькова в свое время едва ли возможно и придется жить в этом. Поэтому основную проблему для Комиссариата составили представители различных торгово-закупочных фирм, волей судеб оказавшиеся в Харькове. Спекуляция хунтой не приветствовалась, а больше толком эти ребята ничего делать не умели, а зачастую и не хотели. Конечно, далеко не все, но и оставшейся части, в основном парней в возрасте около 20 - 25 лет, хватало для постоянной головной боли. Что ни говори, но 1940-й год сильно отличается от 2008-го - тут были востребованы совсем другие знания, умения и навыки. Да и СССР 40-х это далеко не Украина начала XXI века. Игорю оставалось только радоваться, что не он отвечает за управление Харьковской областью - как решать проблему 'поколения NEXT' представлялось ему крайне смутно, но было ясно, что без решительных мер тут просто не обойтись. От случившегося шока у многих просто 'сносило башню' и если бы не жесткая диктатура, установленная военными, последствия были бы непредсказуемыми.
Очень активно, кстати, заработала пропаганда - жителям области всеми возможными способами объяснялось, что это - временные трудности и постепенно все нормализуется. Пилипко, по примеру Рузвельта даже ввел в оборот чуть ли не ежедневные выступления начальства по радио и телевидению. Впрочем, сам он оратором был никаким и, чаще всего, перед телекамерами отдувались его замы, аргументировано доказывающие, что ситуация в городе не критичная и жизням и здоровью граждан ничего не угрожает. Вообще-то, это была чистая правда, но пока ситуация в области была крайне напряженной и руководству области, с огромным трудом 'разруливавшему' текущие проблемы, было не до 'чужаков'.
Петренко, разумеется, пытался давить на 'верха', но дело почти не двигалось, а людям нужно было помочь. Игорь, в целом неплохо представлявший ситуацию в СССР, уже начал задумываться о каких-то самостоятельных вариантах взаимодействия с Союзом. В конце-концов, специалисты под крылом Комиссариата собрались неплохие, а с Харьковом их связывало только то, что они были из одного времени. Особого рвения работать на благо товарища Сталина у народа, правда, не было, но большинство прекрасно понимало, что, как говориться - куда ни кинь, всюду клин. Запад сегодня вовсе не тот, что в конце ХХ - начале XXI века, а работать в 'шарашке'... Какая разница, в какой стране она будет находиться? Все равно спокойной и свободной жизни у выходцев из XXI века нигде не будет. А тут, все-таки, если честно, были надежды на изменение внутриполитического курса СССР. Вряд ли руководство советского государства не понимает, что если вести страну тем же путем, она точно так же и рухнет.
Видимо, соответствующие советские органы просчитали ситуацию и сделали похожие выводы. Уже в конце июля правительство СССР официально обратилось к харьковскому руководству с просьбой предоставить желающим специалистам возможность свободно жить и работать в СССР. Предварительно помявшись и крепко подумав, власти Харькова соответствующее соглашение все же подписали.