Хелен позже призналась мне, что это были худшие дни в ее жизни. Она совершенно не знала, что делать. Я искал утешения у волков. Все ночи после ее ухода я проводил с ними. Но они, как оказалось, тоже скучали по ней. Когда опускалась тьма, они собирались вместе и звали ее, как зовут отбившегося от стаи волка, долго и протяжно, так, что кровь стыла в жилах. Я мучительно ждал, что она ответит с другого конца долины, как в прежние времена, но напрасно. Так продолжалось пять ночей. Мое сердце разрывалось от горя. Она открыла передо мной новый мир, которого я не знал прежде, мир, полный смеха и любви, а теперь его ворота захлопнулись, оставив меня ни с чем. Я безумно хотел, чтобы она вернулась и впустила меня обратно. Не мог вообразить себе жизни без нее.
Мы с Хелен даже не разговаривали во время этого перерыва. Кэт Мур связалась с каждым из нас отдельно, и мы разрешили Tigress запечатлеть наш разрыв на пленке. Для американского документального сериала придумали новую концовку: Хелен уходит в новую жизнь, а я остаюсь один среди волков. Приятного мало, но еще труднее оказалось изображать перед камерами любящую пару, когда приходилось доснимать какие-то эпизоды для монтажа предыдущих серий. Это был сущий ад.
На самом деле нам позарез требовалось побыть некоторое время вдали друг от друга. Кто знает, может, мы и сумели бы как-то спасти наши отношения или, по меньшей мере, остаться друзьями. Если бы только могли без спешки все обдумать, подлечить свежие раны. Но такой роскоши нам не позволили. Съемки, прежде столь увлекательные, превратились в непрерывный кошмар, поскольку вынуждали нас постоянно находиться вместе.
И кошмар этот съемками не исчерпывался. Контракт предусматривал наше участие в рекламных мероприятиях. Так что в довершение всего нам еще пришлось вместе ехать в Америку и выступать тут и там перед показом «Жизни с Человеком-волком». Всего пара недель отдыха от фальшивого безоблачного счастья перед объективом — и мы уже сидели рядышком, как ни в чем не бывало, с шутками и прибаутками, на кушетках студий всех популярных телепередач в Нью-Йорке. Притворялись, будто ничего не произошло. Хелен с воодушевлением рассказывала, как здорово жить с Человеком-волком, а я завывал, рычал — в общем, всячески развлекал зрителей. На Animal Planet решили до поры до времени сохранить в секрете последние события нашей жизни, а в последней серии все выложить как затравку для следующего цикла передач: разбежались навсегда или еще помирятся? Было такое чувство, что наше горе используют, чтобы поднять рейтинги.
А ведь предыдущее совместное путешествие в Нью-Йорк было просто сказочным. Тем тяжелее нам приходилось теперь. Мне кажется, мы не то чтобы непременно хотели расстаться навсегда, мы просто запутались, не понимали, что и как можно исправить. Нас даже в аэропорт повезли на разных машинах. И в самолете мы сидели в разных концах салона, и в отеле жили в разных номерах, никак и нигде не пересекались по личным вопросам, но перед камерами снова становились неразлейвода. Знакомые места, люди, сладкие воспоминания о прошлом визите причиняли мне невероятные страдания. В лесу с таким не сталкиваешься. Постоянная борьба за выживание, вечные физические травмы: раны, укусы, ушибы — детские игрушки по сравнению с этой новой для меня душевной болью. Всю жизнь я глубоко прятал свои чувства, а теперь они оказались у всех на виду, в свете прожекторов. Я не представлял, как буду жить дальше.
По утрам я с огромным трудом заставлял себя встать с постели. Приходилось постоянно напоминать себе о необходимости сделать еще один вдох, выдох. Никогда в жизни я не был в столь жутком состоянии, и оно немедленно отразилось на волках. Прежде они меня страдающим не видели, и я не мог предсказать, как они на это отреагируют. Однако в итоге именно они меня и вытащили. Они звали и звали ее, но когда пропала последняя надежда, перестали. Они оплакали свою потерю, Хелен, и жизнь продолжалась. Если стая не может найти замену, она перестраивается изнутри. Заработали социальные механизмы, и роли распределились несколько иначе. Нам всем нужно было двигаться вперед.