По окончании дневных забот у меня начиналась ночная учеба. Подготовительный курс охватывал множество направлений: принципы разумного и безопасного содержания волков в неволе, сведения об их поведении и способах коммуникации, правила сбора и хранения информации в полевой биологии. Я читал книги, изучал карты, слушал рассказы старейшин племени. Иногда по ночам я сидел между двух линий ограждения или ходил вдоль границы вольера, прислушиваясь к волкам и наблюдая за их общением между собой. Я старался узнать их как можно лучше. Все, что я видел, слышал и обонял, я подвергал тщательному анализу, пытаясь изучить повадки всех членов стаи, чтобы впоследствии было легче завоевать их доверие.
Местные волки выросли рядом с людьми. Они выступали в качестве посланцев из своего мира в наш и вполне с этой ролью справлялись. Чтобы войти к ним в вольер, не требовалось особой смелости. Биологи часто делали это, правда, только в дневное время. При этом они обращались с волками, как хозяева, и мне советовали действовать так же. Меня учили, что я никогда не должен контактировать с животными, опускаться при них на землю или смотреть им в глаза, а дотрагиваться до них можно только в случае крайней необходимости, и то лишь в области шеи и плеч. Мне твердили, что стоит выказать хоть малейшую слабость — и волк тут же возьмет над тобой верх.
На четвертой неделе пребывания в лагере я послушно заходил в вольер только днем и вообще всячески демонстрировал биологам, что я абсолютно благонадежен и никаких проблем со мной возникнуть не может. Но, глядя на наших животных, я с трудом верил, что это волки. Они были больше похожи на тени волков — слишком ручные, заискивающие, запуганные человеком. «Что, если я войду к ним ночью, в качестве члена стаи с низким статусом, как в Спаркуэлле? — думал я. — Смогут ли они тогда вести себя со мной свободно, как положено настоящим волкам? Начнут ли они проверять и воспитывать меня?»
Прошло шесть недель. Мне наконец-то удалось уговорить менеджеров на эксперимент. И вот, с наступлением ночи, я подошел к воротам, привычным движением набрал код замка — четыре нуля — и вошел в вольер. Обитатели лагеря считали меня сумасшедшим. То, что я задумал, было неслыханно. Присоединиться к волчьей стае в роли скромного новичка — они даже представить себе такого не могли. Это противоречило всем убеждениям. Но я хотел, чтобы волки приняли меня в свой мир, чтобы они учили меня, а не наоборот. Я стремился стать одним из них. А попытайся я навязать им свою волю, у меня ничего бы не вышло. Биологи этого не понимали. Для них волки были предметом академического интереса, они изучали их на расстоянии. Будто под микроскопом рассматривали их поведение и пытались интерпретировать его со своей привычной, человеческой точки зрения.
Я не так уж много времени провел с волками, но уже знал, что видимость, как правило, обманчива. Чтобы понять истинные мотивы их поступков, нужно пожить среди них, почувствовать себя одним из них. Только умея думать, как волк, человек может предотвратить то, чего боялись все, включая биологов. А именно — что однажды волки, выйдя за границы парка, станут нападать на фермерский скот.
Я нервничал — но никому не показывал насколько. Как эти волки воспримут мое появление на их территории в ночное время? Я нарушил все правила поведения в тылу врага, которым меня учили в спецназе. Волков было одиннадцать, а я один. Притом, в отличие от меня, они прекрасно видели в темноте. Все мыслимые преимущества были на их стороне, а я проигрывал по всем статьям. Мне было страшно, хотя я знал, что самые жуткие моменты еще впереди. Я брел куда-то в кромешной темноте, спотыкаясь и падая на камни, увязая в снегу, проваливаясь в воду. Где я нахожусь, где сейчас волки, что готовит мне наша встреча — ни на один из этих вопросов у меня не было ответа. Я чувствовал себя так, словно попал в Россию и стою посреди Красной площади, а вокруг — люди, ни слова не понимающие по-английски, и все они чего-то ждут от меня.
Но вскоре паника отступила. Я перестал ждать нападения и думать, что волки хотят причинить мне зло. Для первого раза было достаточно. Следующей ночью я снова отправился в вольер. В безоблачном небе висела луна, окруженная мириадами сверкающих звезд. Снег искрился в их далеком сиянии, так что было почти светло, и я мог различать деревья и тропинки, поэтому на сей раз обошлось без частых падений. Хищники не появлялись, и я просто сидел и слушал звуки ночи. Уханье серой совы, вой одинокого койота, рычанье медведя гризли раздавались порой слишком близко, не позволяя мне расслабиться. Но в детстве я так часто засыпал под музыку ночного леса за окном, что звуки окружающей природы, пусть сейчас они и отличались от тех, привычных, странным образом успокаивали меня.