— Да, вышло замечательно, — согласилась Минерва, подвигая к себе кубок с морсом, но тут же нахмурилась: — Но, Филиус, почему у тебя не все студенты за столом?
Учителя уставились на стол факультета воронов, недоуменно осматривая студентов. Снейп мигом выяснил, что среди первокурсников отсутствует Поттер и вопросительно вздернул бровь.
— Я знаю, Минни, — пожал плечами маленький профессор.
— Вот как? Просто знаешь? — переспросила профессор трансфигурации и поджала губы. — На пиру должны присутствовать все студенты!
— С каких пор? — не без усмешки уточнил Филиус. — Что-то я не помню такого правила. Вот на уроках дети должны присутствовать, а за столом — по желанию.
Этот спор учителя вели не первый год. Северус не застал начало конфликта. Как оказалось, мнения преподавателей разделились еще до того, как сам Снейп поступил в Хогвартс. Причиной всему послужило распоряжение Дамблдора. До этого в школе никакого пира 31 октября не было, а многие студенты старших курсов отбывали домой на три дня, чтобы подготовиться и провести с семьей все положенные ритуалы на Самайн. Директор же внес новый указ, согласно которому покинуть школу в эти дни дети могли лишь по очень веской причине. И семейные традиции он к этим причинам не причислял. Более того, в Хогвартсе стали отмечать Хэллоуин, мотивировав это потребностью знакомства чистокровных детей с традициями маггловского мира.
Такую же подрывную деятельность Альбус вел и против других праздников, но пока даже сместить зимние каникулы у него не вышло. Сколько бы Дамблдор не твердил о Рождестве, сколько бы ни устраивал пир перед каникулами, называя его рождественским, сколько бы ни продвигал новые традиции, все чистокровные и большая часть полукровок отправлялась домой вовсе не для празднования Рождества, а на Йоль. И если большинство преподавателей эту идеологическую войну воспринимали или с юмором, или с недоумением, то Минерва всячески поддерживала Альбуса, хотя сама была чистокровной ведьмой из семьи с традиционным наследием.
— Все должны присутствовать! — непреклонно воскликнула волшебница. — Такие застолья нужны для того, чтобы способствовать единению студентов, их дружбе, взаимопониманию…
— Тогда, я думаю, дети поймут причину отсутствия моего студента, — продолжая улыбаться, перебил женщину Флитвик.
— Это какую же? — недовольно сверкнула глазами МакГонаналл.
— Минни, неужели ты стареешь, раз начались проблемы с памятью?
Снейп хмыкнул, уловив сарказм в тоне полугоблина.
— Сегодня 31е, — тихо вклинилась в беседу учителей Септима. — Десять лет назад мир освободился от Того-Кого-Нельзя-Называть. Но еще… в этот деть десять лет назад один мальчик стал сиротой.
Минерва нахмурилась и прикусила губу. Было видно, что она совершенно не подумала о чем-то подобном.
— Удивительно, что ты не подумала о том, что мальчик может не захотеть сидеть за праздничным столом в вечер, когда погибли его родители, а он сам стал полным сиротой, хотя сама всего неделю назад самолично рассказывала Поттеру о том, какими замечательными людьми были Лили и Джеймс, — покивав Септиме, сказала Помона. — Хотя… О чем я? Ты даже не смогла рассказать ребенку, который не помнит своих родителей, хоть одну историю о них. А ведь была деканом Поттера и Эванс.
— И кстати, Минерва, у вас тоже не все студенты, — добавил от себя Северус. — Грейнджер нет.
Если бы не придирка самой МакГонагалл, Снейп не стал бы присматриваться к столу Гриффиндора, но сейчас ему очень хотелось поддеть профессора.
Волшебница дернулась и уставилась на своих львов, но в ее взгляде было не беспокойство, а раздражение и обида.
— Ее не было сегодня на моем занятии, — поделилась Спраут. — Дети тебе не рассказали, Минни?
Минерва промолчала и побледнела, видя толику злорадства во взгляде Северуса. От дальнейшего разговора волшебницу спас Дамблдор, появившись из боковой двери.
— Все уже собрались, мои дорогие? — радостно спросил он, оглядывая учителей и студентов.
— Квиринуса пока нет, — отметила Ирма Пинс.
— О, этот мальчик…
— Он видно заблудился в коридорах, — с издевкой бросил Снейп.
* * *
Гарри лишь отчасти солгал профессору Флитвику, когда сообщил о том, что не хочет присутствовать на пиру. Разговаривая с учителями, знавшими его родителей, мальчик уловил, что многие испытывали куда более глубокую скорбь по Поттерам, чем сам Гарри. Для него Лили и Джеймс Поттеры до этого лета были лишь именами и абстрактными образами, нарисованными воображением. О них не говорили дядя и тетя, мальчик не видел фотографий и ничего не помнил о них, а потому его эмоции всегда были расплывчатыми, невнятными. Не помня любви родителей, он не тосковал о них, как о конкретных людях. Вся его боль была связана с мечтой о людях… хотя бы об одном человеке, для кого Гарри был бы важен. Кому он был бы нужен. Кто любил бы его. И кого сам юный маг мог бы любить.