— Это от Гарри…
— От Поттера? — недоверчиво переспросила Парвати и фыркнула: — Уверена? Не думала, что он будет кому-либо дарить подарки.
— Почему? — удивилась миссис Патил, которой младшая дочь писала длинные подробные письма, а старшая — короткие сухие отчеты, редко упоминая друзей и знакомых.
— Он славный, — обиделась за сокурсника Падма. — Надо послать ему что-нибудь в ответ. Я и не думала…
— Хорошо, — покивал папа. — Обязательно. Будет не вежливо, если не подарить хотя бы коробочку конфет.
— Открывай! — повелительно сказал Кутти, и все рассмеялись.
В коробочке на мягкой подложке лежали аккуратные сережки в виде свернувшихся в колечко змеек, спины которых были выложены крохотными хрусталиками, как чешуйками, а вместо глаз сияли маленькие ониксы.
— Ух ты! — восхитилась Падма, которой нравились яркие, но небольшие украшения.
Парвати тут же недовольно заныла, но сестра, взяв записку, проигнорировала ее насупленное личико.
— Это артефакты, — уверенно предположил мистер Патил. — Что-то довольно простенькое. И неопасное.
Прочитав записку, Падма хихикнула, вытащила из ушей крупные серьги в виде длинные подвесок, и нацепила подаренные. Родители и сестра тут же охнули от восторга и удивления.
* * *
Рождественское утро для Северуса началось до рассвета. Накануне зельевар вытерпел праздничный пир, организованный для оставшихся в школе преподавателей и студентов. Альбус, как и всегда, устроил целое представление, а Хагрид умудрился напиться. И даже всегда сдержанная Минерва расслабилась настолько, что танцевала при хихикающих и перешептывающихся мальчишках Уизли и других оставшихся в Хогвартсе студентах. Северус взирал на это без удовольствия. Прежде он проводил вечера зимних каникул в компании Малфоев, но Дамблдор настоял, и пришлось задержаться.
Интуиция подсказывала, что дожидаться утра нельзя. Так что Снейп выскользнул из школы под покровом ночи, прекрасно понимая, что на завтраке его облагодетельствуют какими-нибудь очень важными и очень срочными делами. По этой же причине волшебник не отправился домой, где был шанс отыскать его через камин и призвать к совести.
Во всей стране было всего два места, где Снейп мог укрыться от Альбуса. Об одном тот знал. Как знали и некоторые другие. Дом Люциуса. Но соваться в Малфой-мэнор до рассвета Северус поостерегся. Его-то примут и даже слова не скажут, но Нарцисса опять будет взирать с прищуром. Урожденная Блэк не любила ранние подъемы. Нежная фея Нарцисса будет улыбаться ему, а в душе поносить такими словами, какие вогнали бы в краску и бешеную фурию Беллу.
Поэтому дождаться утра зельевар решил там, куда никому не было хода. Даже всеведущему главе Визенгамота.
Вихрь аппарации вынес Северуса на плоские истертые камни порога перед высокой черной дверью с отполированной латунной ручкой. Несколько секунд Снейп взирал на эту ручку, а потом осторожно погладил заледеневший металл длинными пальцами и тяжело вздохнул.
Дверь не открылась. Как и всегда. Дом рода Принц не желал впускать внутрь последнего… пусть и полукровного потомка.
Зельевар вздохнул, развернулся и уселся на ступеньки. Из внутреннего кармана извлек плоскую пачку тоненьких сигарилл, вытряхнул одну и с кривой усмешкой прикурил от палочки.
Он никогда не курил в Хогвартсе и в любом месте, где его могли увидеть другие маги. Но на порог Принц-хауса не было ходу никому: ни министерским служакам, ни знакомым, ни Малфоям, ни Великому Светлому волшебнику.
Сам Северус смог сюда попасть лишь потому, что однажды мать, от отчаяния, видимо, переступила через свою гордость и привела сына в дом родителей. Лорда Принца тогда уже не было в живых, а леди Принц не пустила дочь дальше прихожей.
Это был кошмарный момент в жизни маленького волшебника. Хуже были лишь вечера пьяных скандалов отца. Северус стоял рядом с матерью, закутанной в тонкий шерстяной платок, — свою последнюю теплую мантию она перешила в пальто для сына — и слушал, как высокая худая женщина, так похожая на него самого, шипит ругательства и проклятия. Северус мало что запомнил из обвинений. Только то, что неизвестная ему волшебница обвинила мать в смерти мужа и гибели рода.
Эйлин Снейп, схватив маленького Северуса, сбежала в слезах и никогда при сыне не упоминала этот визит. Да волшебник и сам не помнил этот дом, пока однажды он ему не приснился под конец очередного безумного кошмара.
Сразу после войны Северусу часто виделся во сне дом Поттеров, безвольное тело Лили, заплаканный малыш в кроватке… Зельевар всегда сбегал оттуда до появления Сириуса Блэка, хотя очень хотелось остаться и принять смерть от палочки проклятой шавки. Уж сынок Вальбурги Блэк, сколько бы ни открещивался от своей родни, был Блэком до кончиков своих темных кудрей. Ему ничего не стоило послать в бывшего однокурсника смертельное проклятие. В конце концов, за годы после окончания Хогвартса два волшебника успели изрядно попортить друг другу нервы и шкуры, просто пересекаясь в городе среди бела дня. Как-то раз просто отмутузили один одного как магглы, без магии.