– Раиса Михайловна готовит из студентов шашлык в 209-й. Если есть возможность, приходите к ней лучше в другой раз, сегодня она в особом ударе.
Поблагодарив добрую инспекторшу, я пошла по коридору, разглядывая двери.
209-я комната оказалась не слишком большим помещением, заставленным покалеченными и щербатыми стульями. У окна, гордо выпрямив спину, стояла лицом к окну молодая стройная черноволосая женщина в элегантном деловом костюме.
– Простите, – спросила я, – где Раиса Михайловна Бучборская?
– Слушаю вас внимательно, – отчеканила девушка и обернулась.
Я потеряла дар речи. Девичье тело с тонкой талией, высокой грудью и стройной шеей венчала голова глубокой старухи. Щеки, лоб и даже подбородок избороздили морщины, глаза запали, а рот превратился в нитку. Но голос – звонкий, совершенно молодой. Интересно, как ей удалось сохранить такую фигуру? Может, целыми днями из тренажерного зала не вылезает?
Дама сделала несколько шагов вперед и резко добавила:
– Ну? Какая группа? Что-то я вас не припоминаю.
Я уставилась на ее элегантные черные лодочки с десятисантиметровой шпилькой и проблеяла:
– Я не хочу сдавать экзамен.
– Тогда зачем явились? – нахмурилась Бучборская и резко села.
– Вы не знали случайно студента по фамилии Рагозин?
– Колю? Конечно, помню, очень достойный молодой человек, в отличие от большинства, читал «Илиаду» и «Одиссею» не в кратком пересказе, а полный текст. Я всегда ставила ему заслуженную четверку.
– Отчего не пять? – выпалила я.
Раиса Михайловна вытащила мундштук, вставила в него тоненькую коричневую сигарку и преспокойно заявила:
– Данный предмет на «отлично» знает лишь преподаватель, остальным дай бог достичь порога «удовлетворительно».
– Вы не в курсе случайно, куда он устроился после МГУ на работу?
– Вам это зачем? – поинтересовалась Бучборская.
Пришлось вновь рассказывать про больницу, смерть Насти и письмо.
– Звягинцева, – вздохнула преподавательница, – абсолютно глупое существо, без царя в голове! По восемь, девять заходов ко мне в каждую сессию делала, училась отвратительно, в мыслях только одни наряды да парикмахерские, а Николаша везде за ней ходил, словно верный паж. Очень неподходящая пара.
– Вы знаете, где он работал?
Раиса Михайловна вздохнула:
– Николая крайне интересовала религия, сначала он пристроился в журнал «Наука и религия». Но года два назад случайно я столкнулась с ним в консерватории, и Рагозин радостно так сообщил, что ушел в ежемесячник «Вера». Казался очень, ну просто очень довольным.
– Я не видела это издание в продаже…
– Я тоже, – усмехнулась Бучборская, – небось тираж малюсенький, но Коля сиял, когда рассказывал о работе.
– Интересно, где находится редакция…
– Дорогая, – высокомерно ответила дама, – для подобных случаев существуют справочники.
Чувствуя себя неразумной студенткой, сморозившей глупость, я быстренько попрощалась и выскочила в коридор.
Часы показывали около пяти. Небось в редакции все сотрудники уже разбегаются по домам, к тому же я не знаю адреса. Спустившись в метро, я купила на лотке тоненькую книжонку «Московские газеты и журналы». Издания шли не по алфавиту, а, очевидно, по рейтингу, во всяком случае, список открывал не «Алфавит», а «Мегаполис». «Вера» заключала список – улица Конюшенкова. Интересно, где она находится? Первый раз слышу про такую. Просидев пару минут на скамейке, я решила ехать домой и втиснулась в битком набитый вагон. Равнодушная толпа протолкнула меня вглубь, к закрытым дверям. Кое-как устроившись, я со вздохом попробовала вытащить из кармана детектив, но в это время нечто твердое довольно больно ткнуло меня в бок. Я посмотрела в сторону и увидела девочку лет тринадцати в серебряном пуховике и смешной вязаной шапочке с двухцветными косичками.
– Простите, – вежливо пробормотал ребенок, – вагон дернулся, вот я вас и задела книгой.
Я перевела взгляд ниже. Красивой рукой с зелеными ногтями подросток держал потрепанный учебник по алгебре.
– Неужели в такой обстановке можно что-либо выучить?
– Времени совсем нет, – по-взрослому вздохнула девочка, – а завтра контрольная, неохота Милочку расстраивать, она жутко переживает, когда приходится тройки ставить!
– Кто?
– Наша учительница по математике, Людмила Геннадиевна, мы ее Милочкой зовем.
Я внимательно посмотрела на собеседницу. В Кирюшкиной школе училка по алгебре носит славное прозвище «злобный карлик».
– Она и впрямь милая?
– Конечно, – бесхитростно поддержала разговор школьница, – у нас все душки.
– Все равно лучше дома читать.
– Так два часа ехать, – вздохнула девочка, – чего время зря терять. Я живу в Бибирево, а школа на Тверской, в Дегтярном переулке.
– Неужели ближе не нашлось учебного заведения?
– Такое на всю Москву одно, к нам даже из области ездят.
– Чем же твоя школа так хороша?
– У нас учителя – люди, а в других местах – гады, – спокойно пояснила девчушка. – На нас не орут, не ставят двоек и объясняют хорошо, доходчиво и подробно.
– Небось дорогой колледж, – вздохнула я с завистью.
– Что вы, – рассмеялась девчонка, – моим родителям платную не потянуть! Самая обычная школа ь1113, государственная, просто там сволочи не приживаются, была одна, так ушла.
– Ну-ка, скажи еще раз адрес, – попросила я.
– Дегтярный переулок, прямо под гостиницей «Минск», – вежливо ответила девочка и принялась проталкиваться к выходу.
На следующее утро, едва стрелки часов подобрались к цифре девять, я вошла в просторный холл школы. Довольно полная, пожилая гардеробщица, сдвинув на кончик носа очки, пришивала вешалку на черную куртку. Увидав меня, она улыбнулась.
– Вот ведь поросята, не снимают куртки, а сдергивают, вешалки рвут и бегут потом: «Тетя Надя, пришей, мама ругаться будет». Так и шью всю смену. – И она вновь улыбнулась.
– Скажите, а где директор?
– Ступайте на второй этаж.
Я поднялась по крутой лестнице наверх. Небось директриса на уроке, но она оказалась на месте. Целый час я самыми черными красками описывала Кирюшкину судьбу. Наконец Татьяна Алексеевна вздохнула:
– Ладно, уговорили, хотя и не положено в середине года, но парнишке надо помочь. Идите в 39-й кабинет, там учительница математики, Милочка, то есть Людмила Геннадьевна, скажите – я послала. К ней в класс и пойдет ваш пострел.
К трем часам дня я уладила все формальности. Написала заявление о приеме, забрала из старой школы документы, привезла их в новую и побродила по широким коридорам. Из классных комнат не доносилось истерических криков, а во время перемены галдящая детская толпа не дралась и не ругалась, наверное, в этой школе скандалы не в чести.
Окрыленная успехом, в четыре часа я входила в редакцию журнала «Вера». Вернее, редакции как таковой не было. Сотрудники занимали всего три небольшие комнатки в старом, явно дожидающемся сноса четырехэтажном здании. Толкнув первую дверь, я тихонько спросила:
– Где можно найти Рагозина?
– Не знаю, – ответила женщина в бордовом костюме.
– Колю? – поинтересовался парень, одетый не по сезону в белые джинсы.
– Да, – обрадовалась я.
– Он уволился, в другое место перешел.
– Куда?
Парень пожал плечами:
– Понятия не имею.
– Кто-нибудь знает?
– Может, Валя? – предположила женщина.
– Точно, – щелкнул юноша пальцами, – идите в соседний кабинет и спросите Титову.
Я послушно дернула другую дверь. В крохотном пятиметровом пространстве еле-еле уместилось два не слишком больших стола и парочка простых стульев. Место справа пустовало, слева правила гранки худощавая девушка со старомодным пучком на затылке. Компьютера не было, сотрудница действовала по старинке, вычеркивая шариковой ручкой ошибки.
– Вы Валентина Титова?
Девушка подняла ненакрашенные глаза и губами без признаков помады коротко ответила:
– Да.