Но Ларри не спросил. Потому что занервничал и потерял способность рассуждать здраво, как и все люди, когда нервничать начинают. И сегодня вот опять занервничал на совершенно пустом месте, и даже побеспокоился.
Такая реакция не возникает просто так, без определенных предшествовавших детских травм, наверняка миляга старлей в светлом детстве страдал энурезом, причем до вполне сознательного возраста страдал, чтобы запомнилось и отложилось. И огребал за это от сверстников — люди жестоки, а дети особенно.
Ай да Ларри, какой роскошный подарочек! Спасибо. Тем более что вчерашнего опрометчивого приказа не покидать кабинета без особого распоряжения ты так и не отменил, и со стороны любой уважающей себя сволочи было бы просто непростительно не воспользоваться подобной хозяйской оплошностью!
Туалетом, правда, воспользоваться тоже придется — приказ однозначен, такой невозможно проигнорировать. Да только вот не обольщайся, Ларри, считая себя самым хитрым и продуманным на этаже. Может, ты и был таковым, может быть даже ты был самой хитрой и продуманной сволочью всего участка — но лишь до того дня, когда к вашему участку прикрепили пусть и списанного. но все-таки бонда.
— Командир… Там тебя это… шеф жаждет.
Ларт вздохнул. Покосился в сторону двери, у которой мялся Дживс.
— Очень жаждет?
— Очень.
Дживс входить не стал, топтался на пороге кабинета, словно не в свой отдел заглянул, а в чужой и не слишком дружественный и не особо уверен, что не погонят. Смотрел сочувственно — и уже одно это могло бы вконец испортить Ларту настроение, не будь оно и так уже испорчено, давно и бесповоротно. Паскудный сегодня денек выдался. И понятно, что от разговора с начальством настроение не улучшится.
Ларт погладил кубок, но даже многократно проверенное безотказное средство не принесло привычного успокоения. Паршивый день, что тут скажешь.
Никакой особой вины за собой Ларт не знал, зато он хорошо знал начальника участка. И сочувственное выражение лица Дживса значить могло только одно — шеф встал не с той ноги и ищет, об кого бы эту ногу почесать. Вернее, уже нашел, выбрав Ларта в качестве отпускного верблюда.
Пальцы непроизвольно сжались в кулак, качнув кубок. Медали звякнули.
Медалей было много — «За проявленную доблесть», «За задержание особо опасного», «За предотвращение», «За ранение на боевом», «За выслугу лет», «За спасение на водах» и так далее и тому подобная чушь, весь этот звенящий мусор пылился в кубке на случай приезда большого начальства. Ну и для впечатления подчиненных, конечно же, — вон он я какой, смотрите и учитесь! Ни в грош не ставлю награды, выдали — так пусть валяются там, где им и пристало, в детском кубке, помпезном и нелепом. Ларт держал кубок на столе вместо пресс-папье, его гранитное основание хорошо прижимало любую самую толстую пачку самых растрепанных документов, а внутрь было удобно закидывать разную скапливающуюся на столе или в ящиках мелочь вроде подсохших вечных маркеров, недоюзанных катриджей и одноразовых флешек, а также разное другое, что выбросить вроде как жалко (ну работает же еще! Вдруг пригодится?), но и в ящике хранить подобный хлам как-то не пристало. Те же медали, к примеру.
Кубком, нелепым и пафосным, Ларт гордился куда более, чем любой медалью внутри него, да что там, всеми ими вместе взятыми! Кубок был напоминанием о последнем лете детства, трех жарких и беспечных месяцах перед поступлением в полицейскую академию, последних днях детского наива и веры в то, что мир можно переделать при помощи законности и порядка.
Курсантов академии от подобных иллюзий избавляют очень быстро.
— Ты бы это… — напомнил залипший у двери Дживс, — не тянул. А то он совсем стержни выдернет.
«И тогда всем же хуже будет» он не добавил, это и так подразумевалось. Ларт вздохнул и вылез из-за стола.
— Ладно, иду. Пожелай мне удачи.
— Я бы пожелал. — Дживс посторонился, пропуская начальника непосредственного на расправу начальнику опосредованному. — Только ведь не поможет.
Уже вышедший в коридор Ларт при этих словах замер, обернулся, прищурился подозрительно:
— Дживс, а ты случаем не киборг?
— Не смешно! — насупился Дживс, люто ненавидящий того безымянного авангардского маркетолога, который посчитал коммерчески выгодным заложить в название линейки домашних кибер-слуг аллюзивную отсылку на идеальных дворецких.
— Да нет, я не из-за фамилии, — попытался исправить неловкость Ларт, действительно имевший в виду совершенно другое и слишком поздно сообразивший, как его слова могут быть восприняты. — Просто потому что ты всегда прав, а людям это не очень-то свойственно. — Понял, что делает только хуже и вообще заносится в левую степь, мысленно махнул рукой и подытожил: — К тому же ты такая же сволочь.
4. Боссов не выбирают
В бухгалтерии все сложилось просто на редкость удачно — Сволочь пришел как раз к окончанию одного из ритуальных чаепитий, устраиваемых женской частью персонала с завидной регулярностью не реже чем раз в каждые полчаса. Женщины ему нравились не особо, с ними было скучно, и он старался им лишний раз не досаждать и не растягивать сомнительное удовольствие. А потому без лишних приключений отдал папку в нужные руки и был немедленно осчастливлен новым приказанием (спасибо тебе, Ларри, за оговоренную возможность подчиниться, будем надеяться, результатом ты останешься доволен).
В туалете Сволочь, пользуясь отсутствием других посетителей, первым делом напился, а кабинку посетил уже потом. Это удачно вышло, что народу нет. Окажись тут ненужные свидетели — они могли бы задать неудобные вопросы. Например — почему ценное оборудование травит себя водой из-под крана, причем из сложенных ковшиком ладоней, как какой-то дикарь, когда на каждом этаже установлены прекрасные кулеры с не менее прекрасными одноразовыми стаканчиками? Бери да пользуйся!
Ну да.
Только вот в коридорах камер — что блох на дворовой шавке, и две как раз над кулером. Прекрасный обзор, запись нон-стоп с одновременным копированием в архив. Чтобы сотрудники не пытались превратить окрестности водо- и кофепитейного автомата в еще один филиал курилки. Конечно, на одолеваемого жаждой кибера просматривающие по диагонали километры записей дежурные внимания могли и не обратить. А могли и обратить. Особенно если бы он выпил подряд два десятка стаканчиков. И тогда даже у самого тупого и доверчивого идиота могло бы возникнуть смутное подозрение. Не сразу, так потом, а оно нам надо?
Из кабинета Босса (да, у начальника участка была именно такая фамилия, и нет, шутить на эту тему не стоило) Ларт вышел скорее растерянным и недоумевающим, чем обозленным. За годы его службы неблагодарному правосудию не менее неблагодарные представители оного ругали его часто и за разное, порою диаметрально противоположное и одновременно, но чтобы такое…
Чаще всего ругали за перерасход, причем не важно чего — времени, электроэнергии, трафика, картриджей для принтера или туалетной бумаги. Зарядки для бластеров — это так вообще регулярно, допытываясь, на каком основании старший лейтенант потратил на каждого убитого преступника в среднем по четыре с половиной импульса, тогда как и одного более чем достаточно. За то, что стреляет Ларт слишком метко, ругали, правда, куда чаще: допрашивать некого, да и вообще непорядок, судьи обижаются. Ругали за просроченные отчеты, за незакрытые дела — или же, наоборот, за дела, закрытые слишком быстро. За провал (ты представляешь, что о нас теперь в Управлении говорить станут?!), за успех (и на кой-было? Хочешь, чтобы на нас еще кучу дел навалили?!). За то, что уцелел и вернулся из мясорубки без единой царапины. За то, что подставился на ровном месте, а шефу теперь подписывать счета на лечение и получать по шее от собственного начальства.
Но чтобы вот так…
— Ты зачем этой сволочи дополнительную обойму выдал? — спросил шеф обманчиво ласковым тоном, и Ларт сначала даже не понял, о чем идет речь. А поняв — удивился. И попытался объяснить, искренне полагая, что начальник участка просто не вник в детали.