— Кому Алик, а кому и Александр Фрэнкович! — и тут же снова: — Ма, ну ма, ну ты сама позекай, ну я-то че могу, если ниче ваще?!
Хакерша молчала, грызя трубку и разглядывая что-то, видимое лишь ей одной. И пальцы ее больше не бегали, не плели паутину, тянулись иногда куда-то, словно в нерешительности — и тут же отдергивались, а потом и вовсе… нет, не сжались в кулаки, а словно бы свернулись в них.
— Редкий случай, когда ребенок не врет. Ну, почти, — сказала она наконец, стягивая виртуальные очки и бросая их поверх клавиатуры. Потерла переносицу, с силой помассировала пальцами глаза. Смотреть на полицейских она избегала. — Видите ли, этот чип действительно взломан и выпотрошен. Осталась только пустая оболочка, которую Алик и обозвал демо-версией, она способна смодулировать нужный ответ при внешнем запросе, не более. Там нет и в помине никаких каналов доступа, и уже довольно давно, даже следовые возмущения почти стерлись. Я, конечно, прошлась по ним, и если бы некий молодой оболтус меньше ныл и больше уделял времени учебе, он бы мог составить мне компанию. — Она переждала возмущенный вопль и продолжила как ни в чем не бывало: — Только это тоже оказалось пустышкой. Этот канал обрывается в никуда. Там действительно нечего взламывать и перепрошивать.
— Комбец вашему поцику! — хихикнуло чудо-дитя, крутясь из стороны в строну в своем кресле и переводя взгляд с одного полицейского на другого с жадным и радостным любопытством. — Гавкнулся под медный тазик, чего не ясно-то?!
— Не обязательно. — Его мать теперь смотрела на Дживса в упор и больше не улыбалась. — Но возможно. Один из вариантов.
— Есть и другой?
— Конечно. — Она ответила сразу, не задумавшись ни на секунду и по-прежнему глядя в упор. — Даже несколько.
— Например?
— Например — какой-то новый вид внутреннего экранирования, с которым я ранее не сталкивалась. Или полная перепрошивка вплоть до базового слоя, с изменением всех параметров — тогда мозговой имплантат будет пеленговаться как совершенно посторонний гаджет и игнорироваться поисковой системой. Я оставлю ваш чип, покопаюсь, может, там и остались какие следы. Самой интересно, на будущее. Но шансов мало. Да и времени это займет… А его, как я понимаю, у вас как раз таки и нет.
Говорить стало сложно именно тогда. Но Дживс все-таки попытался:
— А сейчас… сейчас вы еще что-то можете сделать?
Она пожала плечами.
— Могу подкинуть вас на рейсовый челнок. Как раз успеете вернуться в участок к началу дежурства, если я не путаюсь с часовыми поясами.
— Как ты думаешь, что он придумал?
Теперь за фальшивым иллюминатором была чернота, усыпанная мелкими бисеринками звезд и крупными бусинами орбитальных станций. Еще как минимум полчаса картинка останется относительно неизменной. Потом челнок снова войдет в атмосферу — и изображение на псевдоиллюминаторе послушно изменится.
— Кто?
— Ларт, конечно, кто же еще-то?! Ты что, совсем спишь, что ли? Мне вот ужасно интересно! А тебе?
Селд смотрел на Дживса спокойно и безмятежно. И улыбался. Очень так достоверно улыбался, словно на самом деле…
— Интересно что?
— Да нет, конечно же я все понимаю! — Голос Селда стал доверительным, а улыбка — еще более широкой. — Мы никогда не узнаем, что и каким образом он провернул. Что такое сумел придумать, что даже эта безумная парочка не смогли ничего обнаружить. И это правильно, так и надо, для безопасности! И нашей, и… ну ты понимаешь, кого. Нам лучше ничего не знать, вообще ничего, понимаешь, да? Это же Ларт! Ты же его знаешь, он всегда обо всех думает. Он ничего нам не скажет, никогда, я понимаю. Чтобы не впутывать, если вдруг что. Это же Ларт! Он такой.
Селд смотрел спокойно и ясно. И Дживс понял, что ошибался насчет отвлекательного разговора: Селд придумал себе иной способ. Куда более действенный и надежный.
36 Власть жетона
Ларт Рентон
— Ну вот и какого хрена?! Ну вот скажи мне — какого, млять, хрена, а?!
Вообще-то Ларт собирался начать разговор совершенно не так, но трудно соблюсти торжественность момента, когда ты почти лежишь на том, с кем пытаешься вести вежливую беседу. Да и не до вежливости тут уже как-то получается.
А все из-за этого клятого гардиста, чтоб его! Увидев залитую кровью панель, Ларт, конечно же, первым делом схватился за флаерную аптечку и полез щупать пульс и оказывать первую медицинскую. Слава гаражным техникам, портативный диагност оказался заряженным под завязку, хорошие ребята у гардистов в гараже порядок блюдут, правильные. Ларт тогда не знал еще, что вся эта кровища всего лишь из разбитого носа и нескольких ссадин, вот и перепугался не на шутку. Но диагност не ошибается, даже портативный.
Полученные гардистом повреждения на поверку оказались если и серьезнее разбитой коленки, то не намного — красных огонечков ни одного, да и желтых по пальцам пересчитать. Перелом хрящевой перегородки без смещения, незначительные рассечения поверхностного эпителия, незначительная кровопотеря, сотрясение мозга максимум второй степени, а скорее всего так и вообще первой— легкий ступор даже без потери сознания. Лучше бы, конечно, второй, оно с амнезией, но тут уж как повезет.
Когда Ларт, полицейским произволом откинув колпак (ну надо же! даже не пошел трещинами, а он-то думал, что всмятку будет), запрыгнул в салон прямо через бортик, гардист вяло шевелился, постанывал и елозил окровавленной мордой по пульту, словно огромным малярным квачем, который вместо побелки макнули в краплак. Во время сканирования пришлось придержать его за волосы, чтобы не дергался. Он не сопротивлялся, только стонал и пускал носом красные пузыри, морда у него была — словно хорошо обработанная отбивная. Будет урок придурку на будущее, чтобы не тягал рычаг на старт, предварительно не пристегнувшись.
Убедившись, что здоровью горе-водилы ничего не угрожает, Ларт позаботился и о собственных интересах — отыскал в аптечке шприц-тюбик универсального седатива и вкатил полную дозу в ту самую гардистову сонную артерию, по которой только что проверял пульс. Успокаивая при этом свою гражданскую и человеческую совесть тем, что спать полезно, во сне выздоравливание быстрее идет, да и не так больно, опять же. Гардист действительно почти сразу перестал стонать и шевелиться, задышал ровнее — особенно после того, как Ларт оттянул ему нижнюю челюсть и вставил между зубами распорку. Теперь гардист дышал только ртом, а кровь из носа стекала мимо, на пульт, и возможность захлебнуться ею, и ранее не очень высокая, теперь была устранена полностью. Хотя и излишнее, остановилась она уже, коагулянт сработал.
Вот и хорошо. Вот и пусть спит себе, сил набирается и не путается под ногами.
Разворачиваясь к Сволочу, Ларт еще успел пожалеть, что так и не придумал, что же ему скажет. Ну кроме того, что, мол, «Свободен!» и все такое. А больше ничего уже не успел. Зря он про «путаться под ногами» подумал, ах, зря! Не вовремя и под руку. Вернее — под ноги. Свои собственные, лартовские — и гардистские, поперек прохода раскоряченные, в которых Ларт и запутался, со всего размаху рухнув на замершего на заднем сиденье киборга. Ну ладно, ладно, не совсем рухнув, руку Ларт выставить перед собой все же успел. Левую. Правая оказалась еще и за спину вывернута — ремнем от сумки, которая, зараза, зацепилась за спинку переднего сиденья. Но левой он таки успел упереться в спинку заднего, рядом с затянутым в зеленый комбез плечом, аж в локте щелкнуло, когда навалился всем телом. Но иначе бы вообще неудобно получилось, да и количество сломанных носов могло бы удвоиться. Но больно, зараза! Вот Ларт и рявкнул — все равно бы заорал, больно же, а тут хотя бы по делу.
Впрочем, зацепилась сумка весьма удачно, подтянуться на ней обратно оказалось куда проще, чем выпутать ноги. Сволочь молчал. Дышал часто, смотрел своими кошачьими глазами с кошачьей же невозмутимостью. Лицо было бесстрастным, как и полагается хорошему киборгу, разве что зрачки увеличены по максимуму. Ларту стало неловко, и тон он снизил.