Секретарша Катенька
Шеф шел по участку с грацией и неспешностью тайфуна — и оставлял за собой если и не такую же широкую полосу повсеместного разрушения, то, по крайней мере, точно такое же выражение ужаса на лицах случайно затянутых в эту полосу людей. Кэт прислушалась к коридорно-атмосферным флуктуациям и почувствовала себя синоптиком. Что ж, участковое гидрометео с довольно высокой степенью вероятности подсказывало ей, что времени на «помыть ручки» вполне достаточно. Еще три отдела, и вряд ли Еверьян пропустит хотя бы один из них. Не тот у него настрой. Она вполне успеет вернуться на свое рабочее место, Еверьяна лучше не злить лишний раз, когда он в таком настроении. Но она успеет.
Бухгалтерия в полном составе рыдала в курилке друг у друга на плечиках, поминая недобрым словом нехорошего гардиста, сумевшего настолько испортить шефское настроение и перетянуть его многострадальные нервы, что очередной всеобщий армагеддец обрушился на ничего не подозревающий участок почти на три недели ранее ожидаемого. Причину появления гардиста при этом тщательно обходили молчанием — то ли от обиды на вопиющее хамство рентоновских ребят с их однозначно невежливой записочкой, на дверь вчера пришпиленной, то ли действительно считая конфетно-пирожный взнос адекватной заменой самаритянскому долгу.
Кэт слышала их кудахтанье через тонкую стенку женского туалета, тщательно намыливая руки душистой пенкой и аккуратно смывая ее струей холодной воды — курилка располагалась рядом. И впервые с отстраненностью, такой же холодной, как и текущая по пальцам вода, подумала, что Рентон был, наверное, все-таки прав. Ну или его ребята, кто там ту записку писал. Рентон ей не нравился, но эти… Курицы. Действительно, курицы. Иначе не скажешь.
Она не злилась на них. Глупо злиться на куриц.
В приемную она успела вернуться за полтора отдела до срока Х. Хорошо. Как раз достаточно времени подкрасить глаза и губы. У Еверьяна не будет лишнего повода злиться на свою секретаршу за неопрятность.
Пятью минутами позже улыбнулась свежеподкрашенными губами, отслеживая одновременно свое отражение в темном мониторе и звуки приближения стихийного бедствия по коридору. Стерла улыбку — не то и не так. Еверьян не любит унылых, измученных, ноющих девиц. И фальшивые улыбки он не любит тоже. Улыбнулась снова. Вот это уже на что-то похоже. Но все равно… Третья попытка получилась удачной — и как раз вовремя, Кэт успела обернуться к дверям во всеоружии правильной улыбки.
— Р-развели бар-р-рдак…
Умер Еверьян Босс
Нет, нельзя на них полагаться. Нельзя. Ни в чем! Любой пустяк запороть норовят. Словно специально. А может, и специально, кто же их разберет, недоумков? Вот случись вдруг чего — кому по фуражке настучат? Руководителю. А эти и рады стараться, чуть не углядишь — точно ведь напортачат. А с кого погоны сдерут, ежели вдруг чего? Да с него же и сдерут, не с этих же тупорылых, чего с них сдирать-то, окромя портянок?! Портки разве что, да и те обдристанные. Ох, прав был древнеславитский философ. Трудно жить умному человеку. Горе — оно завсегда от мозги. Если этой мозги нет — нету и горя.
Вот, к примеру, дура эта… ох, и хороша же дура! Сидит, лыбится, кретинка сисястая. Глазками луп-луп… хороши глазки. А сиськи еще лучше! Приятно посмотреть, а уж потискать… Только ведь кроме сисек — никакого ума у нее, у дуры! Наверняка пасьянс гоняла вместо работы, пока он порядок наводил, глаз да глаз за ними… Стоп.
А это что?!
— Это что?!
— Так ведь заявление… по собственному, от Рентона… — захлопала эта сисястаяидиотка красивыми глазками. — Вы что, забыли, Еверьян Стефанович? Вы же сами подписать изволили…
Пришибить бы кретинку, да толку? Не поумнеет. Да и сиськи жалко.
— Почему до сих пор не оформлено? Я же вроде бы ясно сказал! Два часа назад! Чего непонятно было?!
— Но, Еверьян Стефанович! Вы же дату не проставили! Сами посмотрите.
Глазки насупила, губки округлила, словно отсосать собирается. Хороша дура.
Но какая же дура!!!
— А самой тебе что, не поставить две цифирки было?! Пальчик отвалится?!
Рычать на нее бесполезно, давно уже понял. Но до чего же хочется порою! Опять глазками хлопает и ротик распахнула, словно рыбка. Хороший ротик, рабочий…
— Как можно, Еверьян Стефанович?! — В голосе неподдельный ужас. Пустячок, а приятно, хоть и дура — а уважает. — Вы же мне сами категорически запретили исправлять в ваших текстах даже запятые! А тут целая дата!
— Все самому приходится…
Вбить две цифры и нажать на значок отправления — не так уж и трудно. Но даже такую мелочь никому нельзя поручить! Даже такую ерунду — только сам. А не сделаешь — и никто не сделает. Что за жизнь…
Интерлюдия
Шеф проходит к себе в кабинет, хлопнув дверью. У него нет на затылке глаз. И камеры наблюдения в приемной тоже нет. А потому он не видит выражения лица своей секретарши, что смотрит ему вслед, сузив светло-голубые глаза и более не улыбаясь. А если бы увидел — уволил бы и ее. Сразу же, к чертовой матери.
Просто из чувства самосохранения.
Секретарша Катенька
Гардист был такой же, как все. Не лучше и не хуже, просто точно такой же. Как все. У него тоже были раздевающие глаза. И он тоже смотрел на сиськи в десять раз чаще, чем на что-либо другое. И стихи он наверняка не стал бы читать просто так, потому что они хорошие и нравятся. Только с целью, весьма определенной такой и всем понятной. Как и остальные.
Был только один человек, с которым не приходилось ежеминутно держаться настороже и постоянно включать защитный режим блондинки. Был только один человек, смеявшийся просто так и подававший руку не чтобы полапать. Читавший стихи, детские совсем, про пони и радугу, и бабочек, и фейерверки. Без намеков на пылкую страсть, без подтекста. Просто так. Не напрашиваясь на вечернюю свиданку, и чтобы обязательно утренний кофе потом. Слушавший, действительно слушавший. А не снисходительно-терпеливо пережидавший глупый бабский треп в ожидании возможности завести разговор о своем. Конечно же, намного более важном. Был только один… человек.
Был…
Кэт закрыла глаза и осторожно помассировала виски кончиками пальцев. Выходка с задержкой заявления Ларта была спонтанной, нелепой, глупой и бессмысленной. Никому от нее ни малейшей пользы, да и вреда тоже никакого, разве что Еверьян разозлился. И стало немножечко легче дышать. Просто не смогла удержаться и не сыграть в тупого киборга, переклинило, когда увидела возможность. На этот раз повезло, сошло с рук, но в следующий раз может так уже не повезти. и значит — больше никаких таких непродуманных выходок. Слишком опасно. Слишком бессмысленно. Слишком…
Вот, значит, как он себя чувствовал. Всегда. Каждый миг, каждый день… Словно канатоходец, когда шаг влево, шаг вправо, да что там шаг, просто движение, просто взгляд… И все равно радовался как ребенок, если видел возможность обойти приказ и сделать альтернативно, хотя это и значило нарываться. Каждый раз. Что может сделать ей Еверьян? Уволить разве что. А ведь ему не это грозило, совсем не это. И все равно…
Хватит.
Кэт открыла глаза. Подышала. И решила, что сегодня не будет делать вообще ничего. Во избежание. А то опять сделает какую-нибудь бессмысленную и безвредную глупость типа этой вот двухчасовой задержки с оформлением приказа об увольнении.
Нет уж. Никаких больше глупостей.
Только хорошо продуманная, тщательно выверенная и верно нацеленная убийственная пакость вселенского масштаба. Месть подают холодной, да, но эта должна быть не просто охлажденной — замороженной до таких температур, при которых любая сталь разлетается вдребезги от легкого щелчка идеально наманикюренным ногтем.
38 Возможность самому выбирать
Бонд по имени Сволочь